Со сном-то у меня все сложилось, но вот с отдыхом… Я снова застыла между двух зеркал, вокруг меня стояли зажженные свечи, чье желтое сияние разгоняло темноту, вот только я откуда-то точно знала, что за этой темнотой на самом деле ничего нет. Нет моей комнаты, нет всего дома, вообще ничего нет. Только я и смутный силуэт, который приближается ко мне через зазеркалье. И никак не удавалось понять, хочу ли я встретиться со своим суженым или нет.

— Жди меня, Соня, жди, — доносился до меня мягкий вкрадчивый голос. — Я уже совсем рядом, Соня.

Одна за одной гасли свечи, и я тонула во тьме под шелест чужого голоса. И только зеркало продолжало мертвенно светилось, а мой суженый все шел и шел ко мне, и вот мертвенно-бледная рука уже протянулась через стекло, коснулась меня… И я проснулась.

Надо мной склонился встревоженный отец.

— Сонечка, что-то с тобой не в порядке, — произнес он.

В глазах его, таких же серо-голубых, как и мои собственные, застыла тревога.

— Снилось просто… — пробормотала я, подтягивая колени к груди.

На душе было неспокойно, тоскливо как-то. Словами и не описать.

— С тобой что-то происходит, дочка. Что-то не слишком хорошее, — сказал папа, присаживаясь рядом со мной на постель.

С чего он взял такую ерунду?

— Так, снилось что-то муторное, — ответила я без особой тревоги. — Бывает. Мелочи.

К сожалению, папа всю жизнь очень уж дотошен, когда речь заходила о мелочах. В отличие от мамы, которая обращала внимание только на нечто поистине масштабное.

— Или не мелочи, — задумчиво произнес отец, покачав головой. — Что тебе снилось?

Я хмыкнула. Нет, рассказывать о сне все мне было не с руки. Тогда бы пришлось выкладывать и о своем неудавшемся гадании.

— Да толком и не помню, — отозвалась я с улыбкой. — Какие-то неясные образы. Правда, мелочи, папа. Даже упоминания не стоит.

Голова слегка ныла, во рту было сухо, но, в целом, я чувствовала себя вполне… терпимо. Не хуже обычного.

— Распереживалась вчера, верно? Из-за Левина? — снова заговорил отец так ласково, как мог только он. Мама нежничать особо не любила.

Я покачала головой.

— Не больше обычного. Я уже привыкла к нему. Ну, в той или иной степени.

Левин был только вершиной айсберга под названием "Одна моя большая проблема", и, кажется, он даже не являлся корнем всех зол в данном конкретном случае.

— Просто все как-то странно завертелось, па, — задумчиво произнесла я. — Словно вдруг стала маленькой лодкой, которую затянуло в водоворот. И сколько ни греби веслами, а выплыть не получится. Даже водоворота — и того не разглядеть.

Отец вздохнул и погладил меня по голове.

— Ты сильная, выгребешь из любого водоворота. Ты же моя дочка, вот и мама твоя так каждый раз говорит.

Я весело фыркнула. Когда речь заходит о том, что я вся в отца, обычно до комплиментов дело не доходило. Чаще всего в этот момент и мне, и папе объясняли про то, насколько мы оба слабовольные, несуразные и далее по списку.

— Именно, я вся в тебя. Поэтому, наверное, и влипла так серьезно.

И снова меня погладили по голове, утешая и подбадривая.

— Глупости это все, ты у нас чудесная, Сонечка. Самая замечательная девочка на всей земле. Уж я это знаю.

Да уж, мои родители, не смотря на мой довольно-таки почтенный возраст, считают меня своей маленькой драгоценной девочкой. И, наверное, до моих седых волос вряд ли хоть что-то изменится.

— Вот только ваших ожиданий не оправдала, — покаялась я с тяжелым вздохом. — Но, наверное, к этому уже все и так привыкли.

Обсуждать эту тему можно было бесконечно, именно потому поднимать ее совершенно не хотелось.

— Пойдем завтракать, Соня. И тебе наверняка нужен чай покрепче.

Мама поднялась чуть позже, когда стол был уже накрыт, и сияла куда ярче тусклого ноябрьского солнца.

— Сегодня у меня будет встреча с городским начальством Инспекции. Так сказать, налаживание сотрудничества и добрососедских отношений. Заодно прощупаю почву, не хочет ли кто-то из "больших шишек" надавить на меня при помощи единственной дочери, — радостно сообщила родительница.

Да, мало кто способен радоваться тому, что, возможно, назревает конфликт.