– Мария-Элена! Где эта тварь?! – Лоран тоже едва сдерживался.

Это ж надо – так!

Готовился, ждал, собирался решить дело одним ударом, уже прикинул, что и как будет делать и с герцогессой, и с ее поместьем, и – опять! Его снова провели, причем обидно и жестоко.

Что, нельзя было этих людей посадить на лестнице? Встали бы они, нацелили арбалеты и объявили, что лезть сюда не надо. Кто не понял, два шага вперед, прощай, дурень.

Кто понял – пошел вон.

Малена, кстати, рассматривала и этот вариант, но…

У него тоже были свои минусы. Загнанная в угол крыса может кинуться даже на кошку. И кидается.

А полудохлая крыса – нет. Она молча дохнет.

Так что бандитов просто измотали и ударили, когда те не слишком-то были готовы сопротивляться.

И не ждали они отпора, никак не ждали, Лоран же заплатил судомойке, та должна была добавить сонного зелья в ужин… не добавила?

Что вообще с ней случилось?

На этот вопрос могла бы ответить Берта Ливейс, которая рассвирепела не на шутку, узнав о таком «маленьком гешефте», оттрепала девчонку за волосы и передала людям Карста.

Те, недолго думая, связали предательницу на манер колбасы и сунули в кладовку. Понятно, никто не собирался ее убивать или сдавать страже, пусть катится, но не сразу же! Предупредит еще нанимателя!

Ничего, полежит до утра, не оголодает и не помрет. А утром пинка ей для скорости – и вон пошла. Тебя, отродье Восьмилапого, в приличный дом взяли, работу дали, а ты фортели выкидываешь?

Брысь отсель!

– А вам зачем, господин хороший?

Судя по лицу Лорана – свернуть шею. Какое-то у них продолжение знакомства с герцогессой получалось зоологическое. Свинья, рыба, курицы… кто следующий?

Не дождавшись ответа, Карст посерьезнел.

– Значит так, господа. Все оружие кладем осторожненько на пол, карманы выворачиваем… и поторапливаемся! Живо, живо…

Скрипя зубами и отплевываясь от перьев, господа послушались.

Конечно, будь это регулярная армия, их бы таким было не сломить. Но уличное отребье? Которое за медяк убьет, а за два и заказчика прирежет?

Которому своя жизнь дороже чужой?

И заметим, они уже ранены, деморализованы, пятеро человек не бойцы, да и остальные потрепаны, им не до сопротивления, им бы уйти относительно целыми и на своих ногах.

На пол летели ножи, кастеты, дубинки, кошельки, все вперемешку. Потом, по одному, осторожно, свежеоперенные господа проходили по лестнице – и скатертью дорога, никто не задерживает.

Лоран удрал первым, прекрасно понимая, что Пахт с него за все спросит. Этой ночью, считай, прекратилась карьера Сиплого в преступном мире, теперь только в золотари подаваться.

Можно быть страшным, опасным, жестоким, можно быть негодяем, подонком и мерзавцем, но нельзя быть смешным. Это в преступном мире не прощается.

А Пахт, воняющий рыбой, со сломанной ногой и в перьях, потерявший четверых ребят и не получивший ничего, надолго станет знаменитостью Винеля.

Лоран это понял, а потому бежал, не оглядываясь, иначе ему не жить. Найдут и убьют, медленно и мучительно.

Карст не препятствовал. Пусть сами разбираются, он не полезет… враг деморализован, враг удирает, враг больше к герцогессе точно не полезет, врагу не до того. Отмыться бы… во всех смыслах.

Что приятно, никто не пострадал.

У стражи претензий не будет, даже если Лоран туда пожалуется… а на что, собственно?

На падеж селедки… на голову? Или перьев? На сломанную ступеньку?

На что жаловаться-то? И как при этом не выставить себя посмешищем?

И люди Карста все целы, а это приятно. И денег им дадут, хоть и немного, но герцогесса обещала, и у бандитов кое-что нашлось. Карст еще раз обошел дом, стукнул госпоже Ливейс, мол, можно выходить, выпустил слуг, и в качестве любезности, распорядился подправить ступеньку, повесить на место двери и выдрать все крюки из стен и потолка. Потом слуги замажут дыры, да и побелят сверху, ничего не заметно будет.

Уборка?

А тут и немного. Отмыть от рыбы прихожую, отмыть от перьев комнату герцогессы. Все.

Это ж надо так додуматься?

Ничего особенного, веревки, крючья, а какие результаты? Пятеро из двенадцати не бойцы, остальные… как повезет, но им тоже досталось. А пожаловаться опять не на что. Ни к кому и пальцем не притронулись.

Ладно. Сейчас еще раз все осмотрит, запомнит – и пойдет рассказывать герцогессе об успехе.

* * *