И главной звездой «Шоу Оливии» оказался Итан Прайс. Парень, который был приклеен к ней почти на всех фотографиях, охватывающих очень, очень большой период.

А потом несколько месяцев назад вдруг — бам. И больше никаких совместных снимков.

Что же сейчас? У этого Итана на профиле фигурирует симпатичная брюнетка, и это навело меня на мысль, что примирение между Оливией и её бывшим женихом вряд ли произойдёт.

Меня это не должно волновать. И это меня не волнует. Любовь всей жизни Оливии Миддлтон не имеет ко мне никакого отношения, но меня привлекли сроки. Она бросила учёбу через месяц после того, как подорвалась её личная жизнь? И удрала в Мэн? На мой взгляд, тут есть связь.

Её шокированное выражение лица подсказывает мне, что я застал её врасплох своей достойной сталкера информацией. Но меня интригует вовсе не удивление, появившееся на её лице. А мелькнувшая вина.

Интересно.

— Откуда ты узнал про Итана? — спрашивает она.

Без труда. Просто побарахтался в киберсталкинге.

Изучая её, я рассеянно растираю ногу. По правде говоря, болела она не так сильно, как я ожидал, но даже такое простое упражнение, которое с огромной натяжкой можно назвать тяжёлым, является ужасающим напоминанием о том, какой слабой стала моя нога.

Нет, какой слабой я позволил ей стать.

И, как бы сильно я себя ни ненавидел, её я презирал ещё больше за то, что она заставила меня пойти на это. Не только из-за боли в ноге, а ещё и от осознания собственной слабости. Если всё и дальше пойдёт в том же духе, следующие три месяца просто уничтожат меня. И если это так, то я заберу её с собой на путь разрушения. Нога — моё слабое место, но могу побиться об заклад, что у неё тоже такое есть, и это Итан Прайс.

— Твои настройки конфиденциальности в социальных сетях оставляют желать лучшего, — в конце концов, отвечаю я.

— Мне нечего скрывать, — она слегка задирает подбородок.

— Отлично. Значит, проблем с рассказом о твоём парне у тебя возникнуть не должно.

— Бывшем парне, — автоматически исправляет она.

— Оу, — выдаю я понимающе, хотя уже и так об этом очень даже знал. — Рассказывай.

— Уже. Ты спросил, кто такой Итан Прайс, и я тебе ответила. Он мой бывший парень. Я говорила, что буду отвечать честно, но не говорила, что буду выдавать краткий пересказ всей своей личной жизни.

Я устраиваю целое шоу, массируя свои ноги, словно говоря ей: «Ты мне задолжала». На мгновение она поджимает губы, принимая немного жеманный, но очень милый вид.

— Так, что, — подсказываю я, предвкушая начало. — Он был всей твоей личной жизнью?

Её тело дёргается, будто она собирается отвернуться, но потом её взгляд останавливается на моей ноге, и она тяжело вздыхает.

— Мы с Итаном выросли вместе. И начали встречаться задолго до того, как узнали, что это вообще значило. Наши семьи дружили.

— Помолвлены с пелёнок?

— Что-то вроде того, — бормочет она.

— И что случилось? Вы выглядели так, будто и после школы останетесь вместе.

Оливия гримасничает, совсем по-девичьи натягивая в защитном жесте рукава на ладошки.

— Мы расстались. Вот, что случилось.

— Понятненько, но, если вы начали встречаться ещё до того, как у вас начали расти лобковые волосы, причина для разрыва должна быть веской. Если только вы не устали друг от друга.

Я знаю, что дело не в последнем. Она не вела бы себя так резко, если бы они просто решили пойти разными дорогами.

Она щурит глаза.

— Откуда такой интерес?

— Откуда такая агрессия? — парирую я.

Но с чего у меня взялся такой интерес? Я говорю себе, что всё это связано с моим желанием выведать её мотивы и сравнять счёт, а вовсе не со странной обжигающей ревностью, что я ощутил, когда увидел руку этого парня, Итана, на её плечах или её беззаботную счастливую улыбку, которую мне ещё не довелось увидеть воочию.

— Всего лишь убеждаюсь, что ты доведёшь сделку до конца, — отзываюсь я, пытаясь воззвать к её совести. — Не хотелось бы, чтобы ты мучилась из-за чувства вины, ведь благодаря твоему обману у бедного несчастного меня разболелась нога, взамен которой я так ничего и не получил.

— Твоей ноге от этого будет только лучше, и ты это знаешь, — огрызается она.

— Знаю, — тихо уступаю. — Ей станет так же лучше, как и тебе, если ты поделишься с кем-то.

— И что это должно значить?

Я пожимаю плечами и перекидываю ноги, чтобы подняться. До сих пор наши глаза находились на одном уровне, ведь я сидел, а она стояла. Я рывком становлюсь, осторожно распределяя вес на здоровую ногу. Даже так сильно согнувшись вправо, я по-прежнему возвышаюсь над ней.

— Я упрощу, — говорю я. — Не надо рассказывать всю историю. Скажи только: ты бросила или тебя?