Шрифт:
– Что же ты, Фрол Никитич, – раздается баритон военного, снимающего перчатки и заправляющего за пояс, – не признаешь совсем, не здороваешься?
Несколько секунд управляющий непонимающе смотрит на офицера. И вот уже всплескивает руками, коря себя за оплошность.
– Батюшкин свет! – эконом радостно бросается барскому сыну на шею, свойски расцеловав в обе щеки. – Алексей Петрович, радость то какая. Сколько лет, сколько зим. А изменились как, не узнать, право слово, будто другой человек.
Управляющий с искренней любовью рассматривает барона, даже глаза увлажняются. Правда, не узнать Алексея. Уехал подростком из отчего дома, с мечтой поступить в магическую школу. Затем внезапный уход в войска и последовавшая за тем курхская война с башибузуками. Проходят долгие годы, домой возвращается мужчина.
– А мы и не ожидали совсем, – качает головой от досады Никитич. – Ну да не беда, сейчас Авдотью подниму, пусть накроет на стол.
Швецов сводит брови и зачем-то надолго смотрит на выступающий сильно вперед балкон второго этажа.
– Не ожидали, говоришь? – негромко, как бы самому себе, говорит он, не отводя взгляд от окна.
А ведь весть офицер посылает загодя.
Звенит колокольчик и барон, наконец, пересекает порог отчего дома. Успевший смыть грязь с лица, при параде, сверкая эполетами подполковника, останавливается около дверей. Отец и мать в просторном и светлом зале. Постаревшие. Годы увеличивают отцовские седины и еще больше живот. Мать наоборот будто уменьшается в росте и усыхает, только и видна тонкая гусиная шея.
Оба застывают, молча смотря на сына. Алексей, храня безмолвие в подражании родителям, вешает фуражку на крючок. В гробовой тишине щелкает замочек ремня, офицер передает расторопному Фролу Никитичу ножны с шашкой и кобуру с револьвером.
– Алешенька! – взрывает тишину визгливый девичий голос.
Нечто, взмахнув гривой светлых волос, мельтеша легким белым платьем, пересекает бегом зал и бросается обнимать Швецова. На душе разом теплеет и только теперь офицер чувствует себя дома. Нежно целует прыгающую на месте от счастья сестру и чуть отстраняет, рассматривая.
– Как ты выросла! – восклицает удивленно. – Боже, поди от кавалеров проходу нет.
Елену Швецов запомнил мелкой пигалицей, играющейся с куклами. Теперь перед ним девушка, настоящая невеста и украшение любого великосветского общества. Очень стройная, впитавшая от рода лучшие черты. Сверкает улыбка невероятно ровных и красивых зубок, а в больших глазах так и вовсе утонуть можно.
– Да что я, – быстро отмахивается сестра, кружа вокруг брата, рассматривая, как новогоднюю елку, – вот ты точно изменился. С усами такой смешной. Ой… медалька.
Она касается пальчиками сверкающего на груди креста.
Следом за дочерью, будто проснувшись от сна, приходят в движение и родители. Швецов по очереди обнимает и целует отца и мать. Хотя по лицам, Алексей так и не понимает, рады ли ему тут? Кроме Елены конечно. Не дав барону и словом перемолвиться со стариками, та отводит за руку в сторону.
– Я тут тебе такое расскажу, – она заговорщицки понижает голос. – Я же театром увлекаюсь.
– Да неужели? – пытается действительно удивиться улыбающийся Алексей.
– Да-да, – с важным видом кивает девушка. – И знаешь что? Меня сама Годунова хвалила. Говорит у меня большие успехи. Я в новом спектакле знаешь, кого играть буду?
Кого же будет играть сестра в знаменитом театре Годуновой, Швецов узнать не успевает. Их прерывает подошедший отец.
– Леночка, не донимай брата, – глухо говорит, мягко отводя офицера от сестры. – Помоги лучше на стол накрыть, Алеша наверняка устал и голоден.
– Хорошо, – поскучнев, нехотя соглашается Елена и удаляется, подобрав подол платья. – Но потом обязательно все-все расскажу.
Проводя дочь взглядом, отец смотрит подполковнику в глаза и заботливо сжимает плечи.
– Бабушка наверху, – говорит он. – К себе требует.
Требует. В поместье, ничего не меняется, будто застывшее время после неудачного магического эксперимента. От сервиза с цветочками, что Ленка сама, по обыкновению, накрывает на белую скатерть, до этого диктаторского «требует». Поместьем Швецовых правит, деспотично, но (нужно признать) со знанием дела старая баронесса.
Комната хозяйки запоминается в деталях и остается неизменной спустя года. Тот же таинственный полумрак, бросающий тень на предметы интерьера и саму старую женщину. Татьяна Швецова сидит у балкона, куря сигарету через мундштук и не повернувшись на стук двери.