Шрифт:
– И не надо, – отозвался я. – Я хочу видеть прежнюю тебя, ту, которая всегда имела своё мнение и никогда не прислушивалась к моим советам, ту, которая всегда смеётся и дарит подарки, ту, которая всегда была не похожа на других. – Я говорил, а она смотрела на меня, в глазах её мелькали разнообразные эмоции от боли, удивления, грусти до гнева и испуга.
– Я не могу вернуть прошлое, да и не в моих привычках сожалеть о чём-то или о ком-либо, но ты говорила, что надо бороться за тех, кто тебе дорог.
– И типа я должна поверить, что стала вот так резко тебе дорогой и необходимой? – с язвительной ноткой спросила она. – Ты хочешь сказать, что готов начать общение со мной такой, какой я была прежде? – переспросила она. – А прежней меня уже не будет, – печально.
– Так давай вернем её? – спросил я. – Вернём ту тебя вместе.
Она посмотрела на меня глазами взрослой уставшей женщины, а потом остановилась и ещё долго изучала моё лицо. Под её пристальным взглядом мне стало немного некомфортно, но я выдержал этот взгляд.
– Я отрицал, что ты в самом деле то, что мне нужно, тот человек, который взаправду может быть со мной рядом. Я не привык кому-либо доверять и привязываться. Привязанность – это самое плохое в отношениях, – говорил я, а она всё смотрела немигающим взглядом.
– Вопрос в том, сможешь ли ты меня простить и полюбить вновь, – закончил я почти шепотом, не думал я никогда, что буду говорить такие вещи, такие слова и быть не самим собой, а немного другим, даже для себя неизвестным и неясным.
– Хорошо, – сказала она. – Давай попробуем начать общаться. Но готов ли ты стать мне другом? А насчет любви… Не знаю, не верится мне в то, что ты так долго отделывался от меня, а теперь чувства проснулись, – и она приподняла бровь, не сводя с меня своих тяжёлых глаз, которые вновь потемнели.
– Да, – серьёзно ответил я, и, стоя, как два памятника, мы смотрели друг на друга, порыв ветра налетел с реки, обдав нас каплями воды и холода, она поёжилась, а я неожиданно сам для себя развёл руки в стороны, приглашая её в объятия, которые она так любила.
Брови её взметнулись вверх ещё выше в удивлении, а я всё стоял так на ветродуе, затем она неуверенно подошла ко мне и прижалась к моей груди, не поднимая рук, я обнял её и только сейчас понял, как она похудела: её и так выпирающие всегда лопатки теперь вбивались в мои ладони.
Крепко и нежно сжав её в своих руках, я погладил её спину, торчащие лопатки сквозь пальто, а она, расслабившись, молчала. Я скосил глаза вниз, поглядел в её лицо, глаза её были прикрыты, а губы сжаты, вот она тяжело вздохнула и подняла голову, я не выпускал её из своих рук. Она посмотрела в моё лицо.
– Давно мне не было так спокойно, – сказала она. – Что уж отрицать, я тосковала по тебе, как собака по хозяину, как ночь без дня, как сердце без души…
– Мне тоже, – отозвался я. – Я тоже тосковал по тебе… – добавил я, она вновь приникла к моей груди, сжав меня в ответ в объятиях, сказала:
– Эх, Rebane, как много и бездарно мы потратили нервов и времени.
– Это какой язык?
– Эстонский, – подняв голову, улыбнувшись, ответила она. Я нежно погладил её по голове.
– Пойдём, а то, наверное, ты замёрзла? – спросил я.
– Есть такое, – отозвалась она, отпуская меня, и мы двинулись вдоль по набережной. Мы говорили о том, как мы прожили этот почти год в необщении.
Удивительно, правда, что никогда прежде те люди, с которыми я расставался или которые сами уходили от меня, не были для меня большой утратой, а если они и писали или звонили мне, то для меня это не было ни шоком, ни огорчением. Я отвечал им, мы даже встречались, ну а потом они вновь пропадали в небытии, и я забывал о них, но с ней всё было иначе.
Будто не было этого года, мы говорили как прежде, понимая друг друга, но в то же время эта грань образовалась между нами, и если раньше это остро ощущала она, то теперь эту грань, созданную ею, ощущал я. И ещё не скоро она пустит меня за эту стену, что я начал строить тогда, а она закончила сейчас.
Так мы всё шли, говорили, она была немногословна, в принципе как всегда, хотя нет, ей нужно время, чтобы вновь привыкнуть ко мне, чтобы окончательно простить меня. Хоть она и говорила, что не обижается, но я-то понимал, что я причинил ей много страданий, ведь она девушка ранимая, но скрывает это так искусно, как и все представители её знака. Хотя при чём тут гороскоп?