— Привет, — сказал он, глядя на Риту крайне серьезно. — Это моя подружка — Маша.

Рита сглотнула. Она еще не понимала, что происходит, но такая подружка Связерского нравилась ей гораздо больше, чем все его другие подружки. С четвертым размером груди, тощими задницами и какой-нибудь впечатляющей карьерой в Голливуде или в Виктория Сикрет.

— Привет, Маша… У тебя красивое платье и бант.

Девочка довольно улыбнулась и снова спряталась за мужчиной.

— Я все объясню. Ладно? — немного нервно, как ей показалось, сказал Богдан, поглаживая девочку по белобрысым волосикам, собранным на макушке в пальму. Бант покосился и съехал по жидкому хвостику. Рита закусила губу. На ее глазах происходило что-то странное. И страшное. Потому что если это то, о чем она подумала — Связерский просто не может стратить. Она его не простит. Окончательно уважать перестанет. Да он и сам себя вряд ли сможет после этого уважать.

Что же делать-то, господи?

Затолкав поглубже все свои страхи, Рита медленно стащила резиновые перчатки, в которых она работала в огороде, и указала пальцем на страшно потрепанного зайца в руках малышки:

— Твой друг?

Та кивнула.

— Как его зовут?

— Толик.

Рита проглотила смешок и торжественно кивнула:

— Будем знакомы, Толик и Маша.

Девочка робко улыбнулась.

— Бо сказал, что купит мне новую красивую игрушку. Но я не хочу.

— Почему же?

— Я люблю Толика. Он красивый.

Заявление довольно сомнительное. Толику давно уже было пора на помойку. И у Риты руки дрожали от понимания того, почему для маленькой девочки не было никого краше даже теперь, когда Богдан мог купить ей абсолютно любую понравившуюся игрушку. Дело было в любви. Любви абсолютной, на которую способны лишь дети. Им все равно, красив ты или уродлив, беден или богат. Им нет дела до твоего морального облика и пороков. Они просто любят. Даже у самых непутевых, самых пропащих родителей есть те, кто готов простить им любые несовершенства. Как и у потасканного зайца Толика.

— Может быть, ему стоит умыться… — осторожно заметила Рита, — и надеть новый костюм.

— У Толика нет костюма, — огорчилась Маша, практически полностью выбираясь из-за ноги Связерского.

— Ну, это не проблема. Костюмчик можно пошить. Были у меня где-то лоскуты. Но только сначала нам нужно собрать опавшие яблоки и приготовить обед. Ты как, поможешь?

Маша опустила глазки и кивнула. Связерский с шумом выдохнул. Ну, и чего он переживал, интересно?

— Ма-а-ам! Па-а-ап! — проорал Марик, врываясь в ворота. Маша тут же шмыгнула за ногу Богдана, вцепившись в его руку так, что крохотные пальчики побелели. И Богдан отчего-то побелел тоже. Ну, не от боли же! Тогда, почему? Он присел перед девочкой:

— Это Марик. Мой сын, помнишь, я тебе о нем рассказывал? Не бойся…

— Привет! Это кто тут у нас такая… с бантами?

Малышка выпустила руку Связерского. С силой сжала кулачки, но все же сделала крохотный шажок вперед и пискнула:

— Я — Маша. Бо — мой друг навсегда.

Рита задохнулась. Влажный воздух камнем осел в легких. Сдавил сердце.

Куда ты влез?! Ну, куда ты влез, Связерский? — хотелось крикнуть ей, но она молчала. А в душе поднималась злость, недоверие и… как ни странно, в ней возрождалась надежда.

— Марк, вам с Машей задание — собрать яблоки. А мы с отцом… мы с отцом…

— Да идите уже! — выручил Риту ее все понимающий сын.

Рита кивнула головой в сторону дома, давая команду Богдану следовать за ней. Разулась, молча прошла в просторную кухню.

— Рассказывай! — приказала она, резко оборачиваясь. — Где тебя носило все это время и что это за Маша?

Нерв на щеке Связерского дрогнул. Он волновался, и это очень сильно бросалось в глаза.

— Девочка с кладбища, помнишь?

— Помню. Я ее сразу узнала.

— Это Ленкина дочь, оказывается. Я не мог ее там оставить. С ними… Понимаешь?

— Да! То есть не совсем…

— Я просто подумал, что это мой шанс впервые все сделать правильно. Так, чтобы мне не было стыдно. За себя… и вообще. Я хочу ее удочерить… — выпалил Связерский.

— Что? — удивленно моргнула Рита.

— Я хочу ее удочерить. Подарить ей нормальное детство, дом… радость. Она же все, что у меня осталось… Не считая тебя и Марика. Ей нужен тот, кто вытащит ее из болота, прежде чем оно затянет. И она мне нужна…

Рита растерла лицо. Она не знала, как реагировать на последние слова Связерского. Решение удочерить чужого ребенка можно было отнести как и к взрослым, осознанным поступкам, так и к обычной блажи.

— Ты хотя бы понимаешь, какое это непростое решение? Ей нужно будет уделять внимание, дарить любовь… И няньки здесь не помогут!

— Я знаю. И уверен, что готов. Знаю, что тебе сложно в это поверить. Но… клянусь, я готов. Я… хочу этого. Хочу детей, семью, ответственность…

Богдан все сильнее волновался. Метался по комнате от стены до стены, то и дело бросая на Риту короткие взгляды.