— Жаль только, — мама проигнорировала фразу Снегурочки, — что именно после того, как он добился такого успеха, выяснилось, что в его окружении так много нуждающихся.

И настолько протяжно и тяжело вздохнула, что даже заколыхались салфетки, стоящие в центре стола.

— О да, прекрасно понимаю, — легко улыбнулась Алина, хотя взгляд остался таким же холодным и немного печальным. — Уверяю, это и в обратную сторону работает.

Ммм, а какие брускетты. У вас явно талант к готовке!

Меня восхитило, с какой готовностью Алина уплетала предложенные блюда. Мне же кусок в горло не лез, откровенно не нравилось, что происходило за столом и то, как накалялась атмосфера. Это сейчас они мило осыпают достойными друг друга колкостями, но не удивлюсь, если через десять минут возьмутся за ножи не для того, чтобы отрезать кусок от блюда.

— Да? — переспросила мама. — Это очень просто. Уверена, что при некоторой практике испечь чиабатту и нарезать томаты будет и обезьяне не в проблему.

Внезапно из прихожей раздалась трель телефона. И поставленная на звонок музыка свидетельствовала, что звонят из офиса. А значит, ответить надо. И желательно срочно.

— Постарайтесь, пожалуйста, не сцепиться… в кулинарном поединке, — устало выдохнул я. — А мне надо ответить на звонок.

Звонили и правда из офиса, из корейские партнеры прислали правки к договору, которые следовало срочно одобрить. Меня не было в зале, совмещенном с кухней, минут двадцать. Пришлось подниматься в свою комнату, включать ноутбук, обсуждать с главным юристом, чем нам грозит тот или иной пункт. Я очень боялся возвращаться вниз, боялся увидеть картину, где одна из женщин вцепляется в волосы другой и вырывает клок, размахивает им как трофеем. Брр…

Когда вышел к лестнице, до меня долетел тихий разговор. Я прислушался.

— Вы простите меня, пожалуйста, за то, что произошло в прошлом, — голос Алины.

Теперь в нем ни гордости, ни надменности. Снегурочка, к которой я уже успел привыкнуть за последние дни.

— Ты мне одно скажи, сильно жалеешь? — а вот и мама. Тоже другим голосом и уже перейдя на “ты”.

— Жалею? — я представил удивленный и открытый взгляд Алины при этом вопросе. — Жалею только о том, что сильно обидела вашего сына в свое время. И вас, я думаю, что тоже обидела. Простите.

— Да, забыли, — тут мама наверняка махнула рукой. — И не жалей. Лучше попросить прощения за содеянное, чем просто жалеть о прошлом. Бессмысленно это все. За мной, к сожалению, тоже много грешков водится. И не за каждый у меня есть возможность извиниться, даже перед Игорем.

Я не верил своим ушам. Неужели за какие-то двадцать минут эти две до одури гордые женщины смогли примириться?

— Знаешь, я ведь один раз встречалась с твоим отцом, — неожиданно произнесла мама, и я снова прислушался, как какой-то трехлетний мальчик, стоящий под дверью и ловящий каждое слово взрослых. — Он сам меня нашел, на следующий день после того злосчастного выпускного. Денег предлагал, чтобы Гарик навсегда уехал и желательно, куда-нибудь подальше.

— А вы? — голос Алины звучал хрипло. Наверняка ей тяжело было слышать такое об отце.

— Взяла, — с досадой ответила мать. — Мне и делать-то больше нечего было, он рогом уперся — уеду, говорит. А мне хотелось, чтоб если уж уедет, и устроиться на первое время смог, и на билеты хватило. Дура была. Ну да ладно… А отца твоего жаль, серьезно. Он хороший мужик, его все в нашем городе любили. Он с тебя пылинки сдувал, все пытался сделать, чтобы вас с Гариком разлучить. Я слышала, что и ему денег предлагал, но сын не взял. Хороший мальчик. Вот как был хорошим, так и остался! Меня, опять же, не оставил, несмотря на то, что половину юности я ему точно изгадила.

— Не говорите так! — с возмущением выдала Алина. — Он вас всегда очень любил. И принимал такой, как есть. Ради любимых людей никаких принципов и гордости не жалко.

— Вот тут верно, — мама усмехнулась, — за это предлагаю выпить.

Послышался звон бокалов. На душе будто кошки скребли: то ли от осознания того, что именно Лебедев дал “начальный капитал” моему становлению, то ли из-за того, что мать так об этом и не рассказала. Но пора было возвращаться.

Намеренно громко я начал спускаться.

— Не говори ему, пожалуйста, — услышал тихий голос матери. И уже громче и задорнее: — Не говори никому этот прекрасный рецепт, что я тебе раскрыла!

— Хорошо, — я увидел лицо Алины. Она улыбалась, но в глазах еще сильнее заплескалась печаль. Нет, так дело не пойдет. Эту печаль надо выжигать.

Желательно, радостью.

Алина Лебедева

Выдался какой-то вечер новостей. И куда девать себя после информации, которая рушилась на мою голову тонна за тонной, я не представляла. Мама Игоря… Во всей этой истории я вообще забыла о ее существовании. Значит, комната принадлежала именно ей. Все эти женские штучки, одежда… Подкол Игоря насчет размера груди… Остроумно. Решил заставить меня ревновать. И я бы ни за что не призналась вслух, но у него почти получилось.