Паром подходил к берегу. Казаки сели на коней, заговорили бойчее. Никита крикнул Джауке:

– А ты, собачья голова, оглобли поворачивай! Сейчас же ступай к атаману и дожидайся: вечером приеду, я сочтусь с тобой.

И Джаука, не съезжая с парома, повернул на нем свою заезженную клячу.

По зеленому берегу среди высоких трав и густого тальника то группами и в одиночку, то длинной вереницей скакали быстро казаки вниз по течению.

Никита Столяров, сгорбившись в седле, бежал галопом и строго-настрого наказывал своей родне не разбиваться на куски, ехать вместе и вместе же брать участок… Особенно подбадривал он молодежь:

– Нечего робеть, ребята. А в случае чего – прямо их нагайкой по рылу… Нас много, бить небось не кинутся.

Яков Старков ехал в одиночку, но как-то держался недалеко и будто норовил заговорить.

Уже пошли тучные, красивые луга, слегка колышущиеся под легким ветерком, и высокие созревшие цветы рябили в глазах яркой пестротой. Солнце ликовало в небе, и возбужденные им кузнечики неистово наплясывали под собственную музыку в тенистых травах…

Кое-где кучки казаков остановились, указывали руками на грани луга, махали нагайками и начинали спорить.

Никита со своим отрядом бежал все глубже на самые жирные места… За ним поскакивал и Яков Старков, как будто подслушивая или выслеживая что-то. Никита наконец заметил это и, отстав, сказал:

– Ты чего по пятам-то гонишься? Ровно теленок за хвостом коровы…

Яков промолчал. Никита не стерпел и крикнул громче:

– Чего, вяжешься?!

– А вот хочу поглядеть, как Никита Столяров начнет хватать пайки из горла у других.

Никита крикнул вдогонку своим:

– Эй, ребята, стойте!

Столяровы оглянулись, сдерживая коней.

Яков поехал шагом, затем повернул назад и, повысив голос, прокричал Никите:

– Горлохват! Куда ты хватаешь: ведь скоро сдохнешь.

Никита, стегнув коня, погнал его изо всех сил на Якова.

Тот пустился убегать, но так, чтобы Никита был недалеко.

Старик Никита прохрипел:

– Держи его, ребята! – и погнался за обидчиком.

Несколько внучат пришпорили коней. Яков бежал прямо через травы на кучку ехавших по лугу казаков.

Вдруг лошадь его прыгнула, и он увидел за собой глубокую канаву. Смотрит: старый буланка Никиты Столярова не мог перескочить канаву и вместе с седоком упал в нее и больше не вставал.

Вытащили старика еле живым.

Он был раздавлен лошадью и чуть слышно прохрипел:

– Держи его, ребята!..

И умер тут же, на лугу.

Я попала в совершенно новый мир. Аэронавигационная лаборатория своим устройством и оборудованием ничем не напоминала химическую лабораторию на заводе, где я впервые работала. Там были банки с реактивами, колбы, реторты, тигли, сушилки, вытяжные шкафы, газовые горелки, мензурки. Воздух в заводской лаборатории был насыщен тяжелыми запахами сероводорода и другими сернистыми и хлористыми запахами красок и реактивами. Люди ходили там в спецодежде – в халатах, с перекинутыми через плечо полотенцами.

Совершенно иначе выглядела аэронавигационная лаборатория. Это была большая комната, сплошь уставленная шкафами во всю стену. В шкафах хранились приборы. Посредине комнаты – несколько чертежных столов. На стенах – таблицы, плакаты и диаграммы. Придя в лабораторию, я уже по одному ее виду поняла, что работа здесь совсем иная, нежели в заводской химической лаборатории.

Первое время названия множества приборов, окружавших меня, ничего мне не говорили: тахометр, манометр, аэротермометр, аэропланшет, секстант, визир, ветрочет, указатель поворота и много, много других. Для меня это были еще мертвые слова.

Помню, вначале немалых трудов стоило отличить один прибор от другого. С первых же дней в мои обязанности, кроме черчения, входило присутствовать на лекциях, помогать лекторам – приносить из лаборатории приборы, показывать их слушателям, демонстрировать чертежи. Вначале все старания сводились лишь к тому, чтобы не перепутать, где какой прибор лежит, быстро достать нужный прибор, а после занятий положить его на место.

Постепенно стала присматриваться к приборам и довольно скоро поняла, что к чему. Первым из преподавателей, с которым я столкнулась в Академии, был Николай Константинович Кривоносов. Он был прекрасным математиком и очень вдумчивым педагогом. Все, что Кривоносов преподавал, он заранее глубоко продумывал и всегда мог математически обосновать. Он обладал живым и гибким умом, говорил тихо и спокойно, но очень авторитетно. К нему прислушивались. Кривоносов всегда очень охотно делился своими знаниями. Бывший морской летчик-наблюдатель, Николай Константинович хорошо знал морское штурманское дело, а в аэронавигации используются многие методы морского кораблевождения. Так получилось, что, работая с Кривоносовым, я волей-неволей изучала штурманское дело, так сказать, по его истокам.