Ее окатила волна паники.

– Теперь я должна стать главной?

– Нет, – сказал Илич, словно ее страх что-то решил. – Нет, главный – Высокий Консул Уинстон Дуарте. Он проводит с доктором Кортазаром углубленные консультации по вопросам, имеющим решающее значение для состояния империи, и беспокоить его нельзя ни при каких обстоятельствах. Просто запомнить, потому что это правда. Он особо приказал Келли держать всех, кроме доктора и тебя, его дочери, подальше от резиденции. Помнишь, как он это говорил?

– Я не… – начала Тереза.

– Ты должна помнить, как он это сказал. Он сидел прямо здесь. Сразу после происшествия. Мы все ушли к себе, а ты своими ушами слышала, как он сказал Келли, что ему нужен доктор Кортазар, и что беспокоить его нельзя. Помнишь?

Она представила эту картину. Голос отца, спокойный, жесткий, как камень.

– Помню, – сказала она.

В комнату вернулся Келли.

– Что-то случилось в кольце. «Сокол» прошел не по расписанию и подал сигнал бедствия. Спасательный корабль уже в пути, но ему нужно еще несколько часов. Может, день.

– Ладно, – сказал Илич. – Нам нужна шифрованная связь с губернатором Сонг и адмиралом Трехо. Кто-то должен взять на себя координацию военных действий. А кроме них, никто ничего не знает.

Пока Высокий Консул не придет в себя, империя – это наше маленькое тайное общество.

Переведено: M0nt 

Поток энергии, пришедший из кольца врат, был не виден простым глазом. Даже оптический телескоп мог бы различить лишь мгновенные яркие вспышки, с которыми разрывались мельчайшие крупицы материи при попадании в луч. В пространство, где толпились прибывающие в Оберон или отбывающие из него корабли, луч вошел на скорости света, конусообразно расширяющейся волной, длинною во многие и многие сотни тысяч километров. Хотя по мере распространения поток ослаб, этого оказалось недостаточно, чтобы спасти «Сан-Сальвадор». Судно Транспортного Союза успело вывалиться за границы безопасной зоны, и почти мгновенно сам корабль и все, кто был на его борту, обратились в пепел.

Сидя в общей столовой, Наоми прокручивала записи новостных лент, смотрела, как погибал в белой вспышке корабль, погибал так стремительно, что привычная частота смены кадров не передавала это в полной мере. Почти всю жизнь провела Наоми на кораблях и станциях. Шесть раз ее корабли попадали плод удар метеоритов, и дважды это сопровождалось потерей атмосферы. Доводилось ей сбрасывать ядро, пока реактор не расцвел крошечным недолговечным солнцем. И прыгать без скафандра с корабля на корабль приходилось тоже, и чувство вакуумной пустоты в легких даже десятилетия спустя мучило ее в ночных кошмарах. Она бы поручилась, что не понаслышке знакома со всеми опасностями, которые таит в себе жизнь за пределами атмосферы.

Однако это что-то новое.

– Думаешь, это сделали они? – спросила Эмма, горбясь над грушей утреннего чая. «Бикаджи Кама» шла на торможении. Треть g почему-то воспринималась странно, пока Наоми не сообразила, что отвыкла бывать в общих командных отсеках, когда там есть верх и вниз. Все равно было непривычно, но теперь она понимала почему.

– «Они» это Лакония? Или ты про людей Сабы?

Эмма вскинула брови.

– Я про Лаконию, хотя… про всех.

Экипаж расползся по камбузу мелкими группками по двое-трое, люди общались друг с другом с вежливой и тихой хрупкостью, как на похоронах. Многие, наверно, лично знали ребят с «Сан-Сальвадора», а даже если нет, то был точно такой же корабль. Чужая смерть напомнила всем, что собственная тоже бродит где-то там, поблизости.

– Не знаю, – сказала Наоми. – «Тайфун» держат на «Медине» как раз для того, чтобы оборонять все врата разом. Ударь по станции генератором магнитного поля – все врата поджарят каждого, кто окажется поблизости, но…

– Я видела данные того выстрела по «Медине». Не та мощь.

– Даже близко не та, – согласилась Наоми.

Эмма отхлебнула из груши, еще больше сгорбилась над столом и понизила голос:

– Так это мы разыграли? Пытались взять медленную зону?

– Если даже планировалась такая атака, я не в курсе, – ответила она, но в животе стянулся тугой узел. Не верилось, что Саба замыслил бы нечто настолько дерзкое, не сказав ей, но как знать? Она ведь всегда ратовала за сдержанность, за ненасильственные, долгосрочные стратегии. Если все, чего ей удалось добиться – лишь вырваться из петли... Воображение рисовало, как Бобби, Алекс и «Грозовой Шторм» с потрепанным, наспех собранным флотом несутся к вратам... Они не настолько глупы. Но даже если так, гамма-вспышка из врат намного мощнее...

– Сможешь найти, куда запрятали мою систему? – спросила Наоми. – Если восстановлю ее, поймаю сигнал Сабы. Получу отчет.

– Разыскать, пожалуй, можно, – прикинула Эмма. – Но в ближайшие четыре часа пересадим тебя на шаттл до Большой Луны и вытурим отсюда, пока мы еще вне досягаемости транзитной станции. Времени осталось мало.

– Тогда не будем мешкать.

Теперь, когда тяга поменяла внутреннюю архитектуру судна, разыскать все части ее разобранной клетки оказалось нелегко, но Наоми не нужны были все детали. Встроенная в жесткий диск программа безопасности облегчала поиск скрытых сообщений, но без ключей, которые Наоми хранила только в памяти, их не прочтешь. Все записи ее долгих переходов в грузовом контейнере с диска стерты. Если бы лаконианцы нашли устройства, вытащить из них секреты подполья они бы не смогли. Но и Наоми тоже.

Эмма привела погрузочный мех, передвинула тяжелые ящики, которые они расставили тут раньше, и Наоми нашла необходимое – сигнальный процессор с амортизатора, монитор, не тот, который был у нее, но похожий, и интерфейс ручного терминала. Они устроились в небольшой мастерской рядом с машинным цехом. Хотя ни одна из них того не произнесла, обе знали – когда они закончат, все снова будет разобрано и спрятано.

Мастерская была тесной и грязной, с длинными выцветшими потеками на матерчатых стенах. Стойки для инструментов использовались столько лет, что керамика насквозь протерлась, и из-под нее поблескивал титановый остов. Пахло маслом и потом, и Наоми нравилось здесь больше, чем где бы то ни было на «Каме».