Черный Меч.

Эрик.

Его руки были растянуты во всю ширину их размаха, спина выше пояса обнажена. Около ворот толпилась кучка мужчин, и чуть поодаль от них стоял ее отец. Потом наиболее мускулистый из этих людей отделился от других и направился к привязанному Черному Мечу, на ходу потряхивая длинным кожаным кнутом.

– Нет!
– закричала Розалинда и рванулась вниз по лестнице, чтобы проложить себе путь сквозь толпу. Даже с этого расстояния она услышала, как щелкнул опустившийся кнут и вся толпа согласно ахнула. Розалинда содрогнулась, как будто жестокий кнут об-рушился на ее собственную спину.

– Нет! Нет!
– снова выкрикнула Розалинда, не сознавая, что вместо крика из ее гортани вырывается не то всхлип, не то рыдание. Все внимание зрителей больше не было приковано к ней. Все уже слышали: какой-то малый оказался настолько глуп, что отважился напасть на дочь сэра Эдварда, теперь ему предстоит поплатиться за это. С него теперь просто шкуру сдерут, его станут бить смертным боем, пока он не станет умолять, как о последней милости, чтобы петля палача положила конец этому истязанию. При каждом ударе ужасного кнута все сборище едва ли не подпрыгивало. И они ждали удара, и еще и еще; жестокое зрелище и отталкивало, и странным образом притягивало их.

Но в душе Розалинды все происходящее порождало только муку. Рыдая, задыхаясь, спотыкаясь на бегу, ничего не видя перед собой, она пробилась за незримую черту, отделяющую зрителей от исполнителей казни, в тот самый момент, когда кнут отлетел назад, а затем снова взметнулся в воздухе. Розалинда беспомощно наблюдала, как металлический наконечник кнута взвился вверх и со смертоносной точностью опустился на широкую, блестящую от пота спину Черного Меча.

– Довольно!!!.. О, Господи, Господи, останови их!
– вслух молила она, и вся душа ее выворачивалась наизнанку при виде этого безбожного действа. Распластанный на воротах, с руками, привязанными к толстым деревянным перекладинам. Черный Меч не мог ее видеть. Но она могла видеть его, и то, что с ним делали, наполняло ее ужасом и стыдом. На его спине отчетливо выделялись багровые следы ударов кнута. Последний удар уже содрал кожу до крови. Она глазам своим не верила, но нет, все это было в действительности: с мучительной ясностью она различила струйки крови, стекающие по этой сильной, неподатливой спине.

Не в силах выносить это больше ни одного мгновения, Розалинда оторвала взгляд от Черного Меча. Тогда она увидела отца, и ей стало ясно, что она должна предпринять.

– Прекратите это, отец! Прекратите это!
– взмолилась она, бросившись к нему. Она схватила его за обе руки, чтобы заставить его обратить на нее внимание.
– Вы не можете позволить, чтобы это продолжалось! Не можете!

Когда он наконец встретился с ней взглядом, лицо у него было неумолимым и жестоким.

– Он получает не более того, что заслужил.

– Он этого не заслужил ничем. Ничем!
– заклинала она, не замечая, что ее лицо мокро от слез.
– Я обещала ему награду!

– Ты это уже говорила и раньше, но совершенно очевидно, что он был слишком нетерпелив, чтобы дождаться награды. Он жаден и похотлив, и ему взбрело на ум получить что-нибудь сверх обещанного.
– Он замолчал и жестом приказал человеку с кнутом продолжать. Снова щелкнул бич, и на этот раз Розалинда почувствовала себя так, словно удар пришелся в самое ее сердце, рассекая его на части. Она не могла допустить, чтобы это черное дело вершилось и дальше! В ярости она кинулась к палачу, который в это время снова откинулся назад, чтобы сильнее замахнуться на пленника, который твердо стоял на ногах, не позволяя себе обвиснуть на веревках и не издавая ни единого стона.

Не медля ни секунды, она повисла на мощной руке, сжимающей рукоятку кнута. У нее не хватило бы сил, чтобы остановить его. Если бы она могла мыслить здраво, она бы это сообразила сама. Но хмурый детина прекрасно понимал, что к этой девушке применять силу не следует: ведь именно за посягательство на ее честь он сейчас наказывал незнакомца. Один толчок его свободной руки мигом избавил бы его от непрошеного вмешательства. Но он не смел на это решиться. В конце концов Розалинду оттащил от палача ее отец. Сэр Эдвард схватил ее за плечи и так встряхнул, что у нее в ушах зазвенело.

Потом он сердито перевел дух и всмотрелся в ее испуганное упрямое лицо.

– Думай, что делаешь, дочка! Не позорь меня такими недостойными выходками!

– Если вы запорете его насмерть...
– Она глубоко вздохнула и твердо встретила на его взгляд, - Если вы запорете человека, которого обязаны наградить - вы опозорите себя.

Во дворе замка воцарилась гнетущая тишина. Никто не смел пошевелиться. Никто не смел произнести ни звука. Все навострили уши: всем хотелось услышать, что происходит между отцом и дочерью. Но они говорили так тихо и сдержанно, что никто ничего не расслышал.

Наконец пылающий гневом сэр Эдвард повернулся, одним выразительным движением головы приказав прекратить экзекуцию, и, не обращая внимания ни на ожидающую толпу, ни на привязанного узника, уволок в замок свою непокорную дочь.

12.

– И речи быть не может!
– Сэр Эдвард метнул на дочь яростный взгляд. Я не награждаю головорезов!

– Отец, пожалуйста! Прошу вас!
– стиснув руки, Розалинда следила, как он сердито расхаживает по зале.
– Вы выслушали Клива. Вы выслушали сэра Роджера. Почему вы не хотите выслушать меня?