– А диктофон со мной, – лейтенант отдал крохотный магнитофончик Леве. – Понятых я сейчас приведу. Лейтенант выскочил в коридор, затопотал каблуками по линолеуму. В тишине его шаги прозвучали как пулеметная очередь. А уже через минуту в директорский кабинет вошли двое понятых: парень и девушка.

– Проходите, товарищи, не стесняйтесь, – Волин быстро заполнял бланк протокола. – Много времени это не займет. А вы, лейтенант, пока сделайте вот что: опросите сотрудников. Возможно, кто-то захочет что-нибудь нам рассказать. Ну там, слышали шум, может быть, крики, шаги. Этих проводите сюда. У остальных перепишите паспортные данные и отпустите. Всех, кроме Рибанэ. С ней я хочу еще побеседовать.

– Так точно, – лейтенант козырнул и выскочил за дверь.

– Как вас зовут? – Волин посмотрел на женщину-подростка. Та назвала имя, фамилию, отчество. – Обязан предупредить вас об уголовной ответственности за дачу ложных показаний.

– Да-да, я знаю, – кивнула женщина.

– Вот и отлично. Теперь, пожалуйста, ответьте на несколько моих вопросов.

– Конечно, спрашивайте.

– Послушайте внимательно запись. – Волин подал знак Леве, тот нажал клавишу воспроизведения. В комнате возник томный женский голос. Каляев не соврал. Если бы Волин не знал, что пленку записывал посторонний, убийца, он бы легко ошибся. Лева остановил магнитофон. – Эта пленка была оставлена убийцей на месте происшествия. Скажите, вы узнали голос, записанный на кассете?

– Да, узнала.

– Чей это голос?

– Моей сменщицы.

– Понятые, вам хорошо слышно? – Те закивали дружно. – Назовите имя и фамилию сменщицы, пожалуйста.

– Ее зовут Алла. Фамилия – Ладожская. Только она, по-моему, сейчас болеет. В дверь снова постучали, и давешний лейтенант, просунув голову в щель, бодро доложил:

– Товарищ следователь, все сделано. Паспортные данные переписываются. Свидетелей не нашлось.

– Я так и думал.

– Только что звонили с Петровки, просили передать товарищу капитану или вам: по данной ориентировке на Курском вокзале задержан… – он заглянул в бумажку. – Владимир Андреевич… то ли Баев, то ли Беев. Я толком не расслышал.

– Баев, – кивнул Волин. – Отлично, отлично. Перезвони им, скажи, пусть попробуют снять с него показания, выяснить, почему он пытался сбежать. А то ведь оправится после задержания – замолчит, как партизан.

– Хорошо, товарищ следователь. Сейчас перезвоню.

– А Рибанэ привел? Ободренный было лейтенант снова смутился:

– Никак нет.

– Почему?

– Так нету ее, товарищ следователь. И никто не видел. Волин почувствовал, как у него противно зазвенело в ушах.

Пилюгин вошел в кабинет, плотно прикрыл за собой дверь. Миша сидел в кресле и играл цепочкой от наручников. На ногах вместо туфель – казенные резиновые сапоги. Хмель давно уже слетел, и теперь был он напряженным и злым. Пилюгин закурил, прошелся по комнате. Миша поднял на него взгляд, раздраженно спросил:

– Ну и?.. Что ты мне хочешь сказать?

– Пять убийств, – вздохнул Пилюгин, останавливаясь и поворачиваясь к Мише. – Три доказать вряд ли удастся, но по сегодняшним двум вопросов у суда не возникнет. Кровь на туфле, а здесь и вовсе взяли с поличным.

– Какая кровь? – изумился Миша. – Где «здесь»?

– Кровь убитого телохранителя, – буднично пояснил Пилюгин.

– Там в двери уплотнитель плохой. Под днище кровь начала подтекать. Ты, когда закрывал дверцы, наступил. Туфлю уже увезли на экспертизу. А если в машине еще и «пальцы» твои найдут, считай, что «пятнашка» обеспечена.

– Конечно, найдут, – заскрипел зубами Миша. – Я же в этой машине за последние несколько дней пару раз сидел. Разговаривали мы, дела обсуждали.

– С Лерой же и того лучше вышло. Взяли тебя, когда ты из ее кабинета выходил. Так что, по совокупности, «вышак» тебе ломится. Но, может, заменят пожизненным.

– Я не выходил из кабинета, – повысил голос Миша. – Не выходил я! Наоборот, хотел войти, но не успел! Это же Маринкин кабинет! Ваши головорезы навалились. Скотье. Руки чуть не сломали. Пилюгин подумал, стряхнул пепел на пол, сказал негромко:

– Насчет головорезов – это ты прокурору на процессе расскажешь. А мне тут не надо песни петь.

– И в машине я не сидел. Просто заметил ее на углу, подошел, постучал. Никто не открыл. Вот и все. Откуда мне было знать, что там кровь чья-то на асфальте?

– Да, это верно. Откуда тебе было знать? – Пилюгин мрачно усмехнулся. – Что делать-то будем, «Боря»?

– Какой я тебе, на хрен, Боря? – вскинулся было Миша, но тут же сообразил: этот человек – его последний шанс на спасение. Не стоит орать на свой шанс. Шанс может и обидеться. – Слушай, Витя, помоги мне отсюда выбраться. «Полтинник» твой.

– Нет, Миш, – они очень быстро перешли на «ты». – Этого сделать я не могу. Даже за такие деньги. Чего не могу, того не могу.

– А за «стольник»?