В общем и целом это – констатация того, что интернациональная система рассматривается не только как поле для взаимодействия формально суверенных национальных государств; здесь следует принимать во внимание различные альянсы, регионы и сферы интересов. Некая пропорция, какой-то определенный масштаб, который авторы критического исследования мира всегда берут за основу определения соотношений между центром и периферией в интернациональных отношениях, будет выражен здесь и обозначен как историческая или иерархическая система: «…иерархическая структуризация интернационального общества с однозначно понимаемыми “верх” и “низ”, и довольно-таки ясно обозначенной “серединой”, как позицией, в такой же мере документально подтверждается во всех существенных политических, экономических, военных, научных и технологических измерениях, и показывает, что в основу заложены обыкновенно употребляемые индикаторы рангов описательно-статистического анализа» 82 .

Определение «отношение богатых стран к бедным», которое носит характер или выглядит как зависимость и эксплуатация, было введено Й. Галтунгом для общего критического исследования мира в качестве коренного отличия, в связи с рассмотрением понятий структурной и персональной власти. Это отношение центра и периферии обозначается структурной властью, так как в системе интернациональных отношений, на основе интернационального разделения труда, изоляции периферии и относительной гармонии интересов основных (или главных) наций, структурно обоснованное неравенство жизненных шансов обусловливает отставание периферии и отодвигание ее на невыгодные позиции. Конфликт возникает в этом пункте как коллизия интересов центра и периферии, потому что для Галтунга – это «конфликт из-за дефиниций, или определения, несовместимости между двумя или большим количеством целей в системе самоустанавливающихся целей 83 , в нашем случае представленной как система интернациональных отношений, в которых обозначился конфликт.

Похожую аргументацию приводит и Э. О. Кцемпиль (1927), который подробно останавливается на проблематике различия конфликта и мира, так как, по его мнению, о противопоставлении этих двух состояний не может быть и речи. Еще больше должны быть разграничены, дифференцированы конфликты по роду их решений и виду происходящих в них процессов, с тем чтобы не закрывать на них глаза, а благодаря одному из видов интеграции перевести конфликт на мирные пути его решения. Кцемпиль определяет конфликт как разделение между различными индивидуальными позициями в экстремальных случаях, которые (позиции) противоречат друг другу: «Конфликты, понимаемые как разделение, то есть дифференцию, в ценностных ориентациях, просто и абсолютно точно характеризуют суть общественного бытия. У каждого индивидуума существует свой каталог интересов и ценностей, который может не совпадать с каталогом других индивидуумов» 84 . В системе интернациональных отношений, Кцемпиль определяет ее как функционально дифференцированную систему различных отношений обмена, конфликты различаются как по роду их возникновения и по способу разрешения (от применения физического насилия до способов судебного или правового решения), так и по объекту и образцу процесса, что можно дифференцировать как колеблющиеся отношения, такие как враждебность, власть, мирное сосуществование, кооперация, гармонизация и интеграция. Дальнейшим аспектом рассмотрения конфликта, привнесенным в критическое исследование мира Д. Зенгхаасом (1940), является освещение проблем отношений в общественной системе, которые приводят к интернациональным конфликтам 85 . Эта проблема была названа «аутизмом». Зенгхаас обозначает аутизм как структурирование общественных различий в соответствии с отношениями, господствующими в обществе, когда интернациональная реальность систематически бывает наблюдаема в искаженном виде. В действительности же развиваются и такие общественные дискурсы (споры, прения, беседы, в результате которых и рождаются теории), которые берут в качестве основной своей темы так или иначе рассматриваемые интернациональные отношения. Они проводятся вовсе не в постоянных самоопределениях внешнего характера, а, наоборот, в них возникает своеобразная внутренняя среда, в которой темы прений соприкасаются друг с другом и реагируют друг на друга, что позволяет «изобретать» реалии действительности, которые, являясь отражением собственных общественных отношений и проблем, для Зенгхааса становятся прежде всего результатом антагонистических отношений их носителей (или владельцев), и именно так представлены в его работах. В тесной связи с политикой устрашений и угроз, которая, как кажется Зенгхаасу, возникла из отображенной в политическом реализме направленности власти и реалий, наиболее важным кажется необходимость проанализировать «аутистические» процессы формирования образа врага в качестве реального разделения между блоками власти. Угроза предстает здесь как общественно-имманентный продукт и как результат общественных самоопределений – таких «подвижек», что схема «друг – враг» в этой перспективе видится не иначе как итог, как следствие и как результат «аутистической» теории среды интернациональных отношений.

Э. Криппендорф (1934) гораздо радикальнее Галтунга, Кцемпиля и Зенгхааса определяет основы интернациональных конфликтов. Он указывает на комплекс причин – государство, капитализм, военная система, которые развивались исторически и которые в ответе за войну как экспериментальную форму интернациональных отношений. Буржуазное государство, по мнению Криппендорфа, объединяет в себе военную, политическую и экономическую власть, так что его гарантированный суверенитет может быть показан даже чисто внешне – через демонстрацию этой власти. Уже хотя бы поэтому войны между государствами, по идее (в действительности и реально), происходят по вине государств, которые, наращивая свой «военно-индустриальный комплекс», привели ХХ век к таким бедам. Структурное родство между принципами индустриально-капиталистической организации (иерархия, дисциплина, авторитет) и принципами военной машины (иерархия, дисциплина, послушание, действенность и рациональность средств для достижения цели или задач, которые вовсе не подчиняются рациональным критериям) 86 способствовало возникновению современных форм ведения войны, которые стали господствовать и среди интернациональных 87 и внутриобщественных отношений. Криппендорф определяет социальную функцию военной машины и милитаристских традиций как гарантию национальной интеграции, и, несмотря на общественные конфликты, пусть репрессивную, но все же дисциплинированность, которая одновременно поддерживает капиталистический «рабочий фронт» в надлежащем виде и порядке. Таким образом, Криппендорф, беря взаймы аргументации Гоббса и политического реализма, одновременно порождает с помощью этих аргументаций сомнения в том, что государство хоть малейшим образом может гарантировать мир. Наоборот, выживание человечества перед лицом возможности ядерной войны, которая из-за распада Восточного блока стала не меньше, а в разы больше, становится все более зыбким из-за все увеличивающегося числа потенциальных агрессоров. И эта угроза возникла именно благодаря государственной организации человеческого сосуществования.

Правительства разных стран мира организуют полицейские и вооруженные силы для защиты своих граждан, осуществляют строительство школ и больниц, чтобы дать людям образование и медицинскую помощь, а также обеспечивают финансовую поддержку людям пожилого возраста и безработным. Но в то же время правительства убивают, подвергают пыткам и заключают в тюрьмы своих граждан. Эта темная сторона деятельности правительства не знает географических, экономических, идеологических или политических границ. Например, на Ближнем Востоке Ирак с патологической жестокостью разместил коврик для вытирания ног с надписью «Добро пожаловать» перед входом в камеру пыток – место, где заключенных прижигают горящими сигаретами и горячими электроплитками, где к ним применяют электрошок и где их подвешивают к потолку. В Центральной Америке правительство Гватемалы применило пытки и казнило трех служителей церкви, которые помогали беженцам. В Африке правительство Камеруна допустило смерть восьми заключенных от плохого питания; в Южной Африке вследствие политики апартеида систематически нарушаются права «не белого» населения. В Азии бирманские войсковые соединения в национальном округе Карен используют местное население для разминирования заминированных участков. В Восточной Европе Советский Союз помещает диссидентов в психиатрические больницы. В Западной Европе жители Северной Ирландии подвергаются тюремному заключению, что противоречит международным нормам, а представители сил безопасности расстреливают гражданское население 88 . И этот список можно продолжить.

К сожалению, такой тип поведения правительства является – даже в ХХ веке – печальной характеристикой современной политики. В большинстве стран мира имеются «узники совести» – в тюрьмах без суда и следствия содержатся политические заключенные. Однако в разных странах есть существенные различия в степени таких нарушений прав человека. В то время как некоторые государства подвергают своих граждан жестокому обращению, другие – хотя и их поведение нельзя назвать невинным – относятся к своим гражданам лучше.

Несмотря на тот факт, что признается наличие колебаний в уровне нарушения прав человека в разных странах мира, было проведено относительное небольшое число практических исследований для характеристики таких различий. Вместо этого большая часть их в этой области была направлена на изучение влияния, оказываемого состоянием дел с правами человека в той или иной стране в разрезе зарубежной политики США, главным образом в плане принятия решений, касающихся оказания американской помощи. Несомненно, благодаря новым законодательным актам Конгресса США, а также вниманию, оказываемому администрацией Картера проблеме прав человека, в конце 70-х и начале 80-х годов появился целый ряд исследований относительно взаимосвязи (или отсутствия таковой) между правами человека и американской помощью. Эта тенденция сохранилась в середине 80-х, отчасти потому, что администрация Рейгана круто изменила политику в этом направлении. Помимо вышеназванной аналитической работы, а также серьезного диалога относительно самой сущности прав человека, мало изучалась характеристика стран, в которых, по всей вероятности, могут иметь место нарушения прав человека.

Мы предприняли попытку проведения такого анализа. При этом мы руководствовались двумя основными принципами. Во-первых, стремились разработать новый критерий для проведения сравнений между условиями соблюдения прав человека на гораздо более широкой основе, чем это делалось ранее, а также для того, чтобы более полно определить степень нарушений прав человека в разных странах мира. Во-вторых, мы разработали и исследовали несколько альтернативных гипотез, которые могли бы объяснить такие различия в статусе прав человека. Игнорируя или, наоборот, уточняя популярные толкования относительно нарушений прав человека в глобальном масштабе, мы начинаем понимать те условия, которые могут вызывать нарушения прав человека.