Тимми ничего не ответил. Отец развернулся и пошел обратно, вдоль Отдушины Мэриголд, которая на самом деле была обыкновенным ручьем. Тимми слышал, как хрустит снег у него под ботинками. Дрожь никак не проходила. В другое время отец бы не стал выжидать. В другое время он бы сразу его наказал. Для его же пользы. Тимми дрожал. Ему было холодно. Очень холодно.

– Это судебное постановление, запрещающее вам приближаться к нему, – сказала Джейн. Рядом с ней стоят полицейский и еще какой-то мужчина в черном костюме с дипломатом. – До слушания дела Тимми останется под моим попечительством. Если вы приблизитесь к нему на расстояние менее двухсот футов, вас арестуют.

Мама стояла рядом с отцом. Рядом с ним она выглядела совсем маленькой. Она была в новом платье, ее волосы были расчесаны, а лицо было очень бледным. Она ничего не сказала. Когда папа был рядом, она почти всегда молчала. Она смотрела в пол и улыбалась своим мыслям. Мать и отец держались за руки. Джейн откашлялась.

– Из всех нездоровых психологических зависимостей… – Она резко расправила плечи. – А теперь уходите, вы оба.

– Мы это запомним, – сказал отец. – Тимми, сынок, скоро мы тебя заберем.

– Только не в этом штате, – сказала Джейн.

Тимми слышал, как машины отъезжают от дома: сперва машина матери, потом – отца. Вот так все всегда и происходит. Он будет ехать за ней, не выпуская ее из виду до самого дома.

Так все всегда и происходит. Но такого не было еще никогда – чтобы мама с папой оставили его с какой-нибудь чужой тетей. Это было что-то новенькое.

Джейн встала на колени рядом с Тимми.

– Ты теперь в безопасности, понимаешь? Они больше не смогут вернуться и как-то тебя обидеть. Мистер Джекобсон, адвокат, – он им не даст тебя обидеть… и офицер Френч, и я. Со мной ты в безопасности, Тимми. Ты понимаешь?

Тимми смотрел в пол и молчал.

– Хочешь, сходим посмотрим котят? Все трое уже подросли.

Все трое. Их было четверо. До того дня, пока серый котенок – один из двух серых – не начал мурлыкать в буфете.

Джейн как будто поняла, что сказала что-то не то. Тимми отвернулся и пошел наверх. Коробка с Мэриголд лежала у него в кармане. Он никогда больше не будет смотреть на котят. Никогда.

– Тимми, – окликнула его Джейн. – Тимми, малыш, если тебе будет что-нибудь нужно, ты обязательно мне скажи, хорошо?

Тимми ничего не ответил и даже не обернулся.

Ночью он проснулся в холодном поту. Их здесь нет. Их действительно здесь нет: ни матери, ни отца. Они не спят в раздельных комнатах, как спали дома, и не спят вповалку голыми, как спали в пути. Но плохие мысли по-прежнему были здесь, в голове у Тимми, и он не знал, как их прогнать. Теперь они стали еще настойчивее. Теперь ему не от кого больше прятаться. Матери рядом нет. И отца тоже. Все его потайные места теперь раскрыты, и плохие мысли приходят… «Рассерженный фермер обстриг им хвосты. Сказал: не со злости, а для красоты…»

Иногда плохие мысли превращались в плохие сны, и он просыпался с криком. Его рот был зажат его старой любимой наволочкой, чтобы никто не услышал крика. Его руки делали это сами, пока он спал.

Тимми вылез из кровати, включил Мэриголд и стал смотреть, как она ходит кругами и играет с невидимой мышью. Но круги ему нравились больше. Он мог опуститься на пол, приблизить лицо к ее мордочке и увидеть то доброе и безопасное место в глубине ее глаз.

Но он не мог попасть в это место. Никогда, никогда.

– Его внутренние защитные барьеры потихонечку рушатся, – сказала Джейн в телефонную трубку, – но реального прогресса пока никакого. Господи, на это больно смотреть… Он видится с доктором Ламбертом три раза в неделю, но пока не сказал ему ни единого слова. И он ничего не ест.

Тимми теперь заставлял Мэриголд ходить кругами все больше и больше. Все утро, весь вечер и еще – по ночам, когда он не мог заснуть. «Четыре мыши без одной, погнались за фермеровской женой…»

– Ему нужна отдушина для его злости, – сказала Джейн в телефонную трубку. – Господи, это ужасно!

Мэриголд ходила кругами, задрав свой пушистый хвост.

– Тимми, малыш, тебе надо поесть.

Она не понимает. Еда помогает плохим мыслям. Когда он поест, его сознание превращается в сытое место, куда нравится проникать плохим мыслям. Когда он ничего не ест, его сознание им не нравится – оно становится слишком чистым и полным света, такого же золотистого света, из которого сделана Мэриголд.

– Тимми, если ты не поешь, мы будем вынуждены отправить тебя в больницу. Малыш, ну пожалуйста, съешь хоть чуть-чуть.