Шанкара достраивает продолжение этого рассуждения Начикеты, чтобы связать его со следующим:

«“Отец, конечно, говорил так от гнева, не думая о цели. Все же слов отца не следует отвергать”, – думая так, он с грустью сказал своему отцу, полному раскаяния из-за мысли: “Какую вещь я сказал!”:

6. Взгляни, как поступали твои предки и как прочие поступают (ныне). Человек распадается и умирает, подобно зерну, и подобно зерну появляется вновь».

Далее Шанкара снова делает связку между рассуждениями Упанишады:

«…Так что же достигается в этом непостоянном человеческом мире нарушением своих собственных слов? Следуй своей собственной правде и пошли меня к Смерти. Идея такова.

Услышав такие слова, отец послал (его) ради своей собственной правдивости. И он, придя в обитель смерти, жил там три ночи (т. е. три дня), а Смерти не было дома. Когда Смерть вернулся, его советники или жены сказали ему, давая совет:

7. Гость-брахман приходит в дома подобно огню. Ради него совершают такого рода умилостивление. О Смерть, принеси (ему) воды» (Там же, с. 13).

Вода здесь имеется в виду для омовения ног. Иными словами, близкие советуют Яме умилостивить юного брахмана за то, что заставил его ждать. Очевидно, мы сталкиваемся здесь со скрытым действием Риты (Rta) – космического закона, который правит и богами.

Яма принимает этот закон без сопротивления: и признает свой долг:

«9. О Брахман, поскольку ты прожил в моем доме три дня без пищи, ты, гость и достойный почтения человек, позволь мне приветствовать тебя, и пусть добро придет ко мне (благодаря предотвращению вины, происходящей) от этой (ошибки). Проси трех благословений – по одному за каждую (ночь)» (Там же, с. 15).

За всем этим какая-то тайна о взаимоотношениях людей, богов и Вселенной. Разгадку ее надо искать или в мифологии Вед, или же действительно за воротами смерти, в том мире. Но это для нас сейчас совсем не главное. Главное, что Начикета получил право на три дара от бога-проводника, который открывает нам ворота в иные существования.

Во-первых, он просит избавить от беспокойства отца, во-вторых, он просит рассказать об огне, ведущем на небеса и к бессмертию. Об этом пути в бессмертие Яма говорит:

«14. О Начикета, хорошо зная об Огне, ведущем на небеса, я расскажу тебе о нем. Выслушай об этом со вниманием, из моих уст. Этот Огонь – средство достижения небес, и являющийся опорой мира, знай его как расположенный в разуме (просветленных)» (Там же, с. 18).

Это «просветленных» добавил переводчик. Думаю, он не прав. Увидеть этот огонь удается только просветленным или через их разум, но он, очевидно, есть сама природа любого разума вообще.

Шанкара поясняет это место так:

«…Этот Огонь, о котором я говорю, знай; как расположенный в скрытом месте, то есть расположенный в разуме человека знания» (Там же).

Сыркин переводит это место иначе:

«14. Знай, что [этот огонь] – достижение бесконечного мира, основа, скрытая в тайнике [сердца]» (Катха упанишад // Упанишады. – М.: «Вост. лит-ра» РАН, 2000).

Перевод Сыркина считается у нас академическим, хотя при этом и не дает самого исходного текста на санскрите. Остается лишь доверять Сыркину. В этом смысле переводы Рагозы выгодно отличаются. К тому же, комментарии Шанкары – это всегда сначала подробнейший разбор каждого слова комментируемого изречения.

Все-таки все определяет цель. Можно немало рассуждать о целях «академика», но среди них явно не было самопознания или помощи тем, кто действительно хочет не изучать Упанишады, а жить, руководствуясь этими сочинениями.

Так что, при всем уважении к академическим переводам, это надо помнить и воспринимать их отнюдь не как лучшие инструменты, а скорее, как общую канву, в рамках которой ты получаешь какое-то представление об исходном источнике и должен далее заняться уточнениями сам.

Упанишады в переводах Сыркина явный пример такого усредненного исходника для самостоятельной работы.

«15. И Смерть рассказал ему об огне, который есть источник мира, о типе и числе кирпичей, о способе устройства пламени. А он (Начикета), дословно повторил, с пониманием, все, что было сказано» (Катха / Пер. Рагозы, с. 19).

За это понимание Яма даже награждает его дополнительно знанием, как совершать огненное жертвоприношение.

Шанкара в толковании девятнадцатого изречения поясняет этот дар Начикете как преодоление мудрецами Упанишад слепого исполнения устаревших обрядов: