Еще глашаи затрагивали темы патриотизма, расцвета государства и иных не менее полезных вещей, но это все было лишь пустыми словами. Костью, брошенной собакам, чтоб не лаяли.

Государь начал истреблять пороки недостойные страны, неугодных каждый день вешали на дворцовой площади, как врагов народа, лазутчиков проклятых соседей или шпионов, пришедших с другого берега моря.

Золотых монет стало очень мало, а бумажных слишком много. Они наполнили страну, словно снежная лавина, и стали стоить не дороже горсти небесного инея.

В погоне за скверной остались неубранными поля. Вспыхнули восстания и голод. От центра чума поползла в провинции. Пять окраинных селений приняли решение спасти женщин и детей. Они пошли к далеким землям за горами, к тем, что никогда не отказывали в помощи. Но люди опоздали — путь перекрыли. Пятьсот человек убили и подготовили для ритуала, если хочешь, могу показать.

Колдун протянул вперед руку, а я отпрянула, словно наткнулась на гадюку.

— Не нужно! Не хочу на такое смотреть!

Мужчина не стал настаивать и продолжил:

— Перейти горы всегда нелегко: тропинки петляют, обрываются. Существовала лишь одна надежная дорога, ее и использовали. Для контроля избрали стражей — из тех людей, что не погнушались умертвлять невинных и беззащитных — без сожаления и жалости. Из тех, в ком осталось слишком мало человеческого. Их тела лежат в каменных нишах, а внизу закопано сердце младенца.

— Зачем?!

— Чтоб тело физическая оболочка не испортилась и служила вечно.

— Зачем, зачем это все? — горечь сжигала изнутри. Наверное, есть вещи, которых лучше не знать.

— Ты работаешь с убийцами, ворами, насильниками. Зачем они совершают преступления?

Я до боли сжала пальцы в кулак и спросила:

— Что было дальше?

Что-то непонятное мелькнуло во взгляде мужчины, он прислонился к стволу клена.

— Земля ведь все чувствует. Горы осквернили, небо плакало белыми хлопьями, а море больше не топило вражеские корабли. Двадцать фрегатов пристали к берегу и уничтожили все на своем пути. Среди зимы проснулись драконы, корабли сгорели, из пришельцев никто не вернулся.

— Разве зимой спят драконы?

— Взрослые, после тридцати лет. Как медведи.

— Я их не боюсь, я их ненавижу, — произнесла безо всякого перехода. — Ненавижу стражей и ту тварь, что их разбудила. Что ты сделаешь с ним?

— Не знаю, пока не знаю, — ответил колдун честно.

— Если он вернется, то сядет на всю оставшуюся жизнь.

Возможно, я сказала слишком резко, ибо Ярослав мягко возразил:

— Это эмоции, Ольга.

— На эмоции у меня нет права, — теперь голос звучал взвешенно, выдержано, как на работе.

Я давно усвоила эту несложную науку: позволять словам спокойно литься, когда в душе бушует ураган. Иногда казалось, что они, как гвозди, заколачивают крышку гроба, а в иной раз — спасают от верной гибели.

Колдун не стал объяснять, с какими силами я вздумала играть, сомневаться или отговаривать.

— Спасибо, Оля, — сказал мужчина искренне, разгоняя сгустившуюся тоску. — Я максимально защищу переход, но перед ним хочу тебя научить противостоять воздействию.

Ярослав протянул ладонь и достал из пространственного тайника небольшой черный предмет, рассмотреть его толком я не успела.

— Сними все амулеты.

— Это еще зачем?!

Я привыкла к талисманам настолько, что они стали второй кожей.

— Боишься?

— Боюсь, — призналась, не поддаваясь на провокацию. — Мог бы придумать что-то более оригинальное!

— Без них большая эффективность. Однажды ты можешь лишиться их всех, и что тогда? Учится лучше сейчас. А риск — благородное дело.

Я хмыкнула, но сняла амулеты и спрятала в пространственный тайник. Не велика потеря — переживу. Защиту ведь снимать не нужно. К тому же у нас есть договор.

Самое обидное: начало атаки я пропустила, просто не заметив! Запоздало вспыхнуло понимание — что-то не так и одновременно с ним голос в голове приказал: «Не двигайся!»

Реакция сопротивления последовала незамедлительно, но тело не откликалось. Руки налились свинцом, ног я просто не чувствовала. Я не могла пошевелить даже кончиком пальца, и от этого открытия, и от мысли, что непрошено пронеслась: «это навсегда», стало жутко и холодно.

— Что чувствуешь? — как ни в чем не бывало, поинтересовался Ярослав.