– Я же вам говорила, что отец Алессандри привезет его после обеда. Я послала телеграмму брату.

– Ваш сын в институте Барта!

Реакция была поразительной. Сеньора Долорес секунду стояла, глядя на меня расширенными от удивления и страха глазами, потом тяжело опустилась в кресло.

– Я знала, что так будет!
– вдруг воскликнула она, направляя свой гнев на меня...
– Вы довели до этого! Вы не хотели меня слушать! Вы советовали оставить Марио у Эстебано... А я, глупая, доверилась вам!

– Мне очень неприятно...
– неуверенно пробормотал я, несколько выбитый из колеи резким наступлением Долорес.

– Что теперь будет? Надо сообщить в полицию. Немедленно!
– Она вскочила с кресла и подбежала к стоящему на столике аппарату.
– Они его там убьют, как уже убили Хозе! Лучше, если в полицию позвоните вы!

Она подбежала ко мне и потянула меня к телефону.

– Успокойтесь. Никакая опасность мальчику не грозит, - сказал я мягко.

– Вы просто успокаиваете меня... ну, звоните же! Скорее!

– Я могу позвонить, если вы настаиваете, - начал я, - но, мне кажется, будет лучше, если мы дождемся вашего мужа. Я твердо знаю, что Марио находится в институте по собственному желанию и никто не собирается его там держать. Впрочем, могу вам поклясться, что не позже завтрашнего утра я сам привезу его домой. В середине дня я выезжаю в Пунто де Виста и сделаю все, чтобы уговорить Марио вернуться.

– Я поеду с вами!
– неожиданно решила она.

Дело начинало принимать нежелательный оборот.

– Не знаю, будет ли это правильно...
– осторожно ответил я.

– Мать не пустят?! Так, значит, вы меня просто утешаете! Но я уже не могу сидеть дома! Я все равно туда поеду!

Я не видел иного выхода, как согласиться.

– Хорошо. Я возьму вас с собой. Впрочем, мы еще посоветуемся с вашим мужем.

Она быстро взглянула на часы.

– Он уже должен был прийти. Когда вы собираетесь выехать?

– Самое позднее в час.

– Сейчас половина двенадцатого. Вы успеете побывать у судьи...

– Именно по этому вопросу я и хотел с вами поговорить, - осторожно начал я.
– Мне хотелось бы, чтобы вы правильно меня поняли и не сомневались в моем доброжелательном отношении к вам и, в частности, к вашему сыну. Но, поразмыслив, я пришел к выводу, что будет лучше, если вы с мужем пригласите другого адвоката.

Она была ошеломлена.

– Сеньор! Мы и не думаем отказываться от вашей помощи. Кто-то, видимо, пустил сплетню...

– Вы не так меня поняли. Это я хочу отказаться. Но отнюдь не потому, что имею к вам какие-либо претензии. Тут дело совершенно в другом. Есть достаточно серьезные Причины, чтобы...

Я не докончил, так как услышал за спиной звук открываемой двери. В салон, протягивая мне руку, вошел хозяин.

– Приветствую вас, дорогой адвокат!
– расплываясь в улыбке, воскликнул он.
– Сегодня наш большой день! Вы, конечно, читали утренние газеты?

По-видимому, он не заметил холодного тона моего ответа, так как с энтузиазмом продолжал:

– Вечерние выпуски будут не менее интересными! Представьте себе, Гомец обнаружил, что бедный Браго по крайней мере последние три месяца жил без мозга... Абсолютно без мозга. У него извлекли мозг, как у подопытной свинки!

Я почувствовал неприятный комок в горле. Сеньора Долорес стояла бледная как полотно, тяжело опираясь на подлокотник кресла.

– Это страшно, - прошептала она.

– Да! Чудовищно!
– подхватил де Лима.
– Причем это было сделано не сразу... Они издевались над ним почти год, извлекая мозг постепенно, кусочками... Профессор Гомец выявил это, изучая какие-то изменения внутри черепа. Нарастание какой-то там ткани или что-то в этом роде. Я в этом не разбираюсь, но профессор Гомец - авторитет!

Я подошел к сеньоре Долорес и помог ей сесть.

– Не знаю, сможете ли вы в таком состоянии поехать со мной...
– сказал я сердечно и, обращаясь к де Лиме, добавил: - Не рассказывайте подобных вещей при жене.

– Что с тобой, дорогая?
– забеспокоился хозяин.

– Ничего... ничего...
– ответила она с трудом.
– Мне уже лучше... А с вами я поеду...
– повернулась она ко мне.
– Я должна поехать. Только разве полиция...

– Ваша супруга хочет поехать со мной за Марио, который находится в институте Барта, - ответил я на недоумевающий взгляд де Лимы.