Снег идет в сердце моем
вернуться

Ахметов Магомед
Шрифт:

С именем твоим, дагестан…

Сито

У меня и муки-то нет, чтоб просеивать через сито,Ни сбережений, ни тачек, ни особняков.Дружбу просеять? Но друг не наносит визита.Как-то приехал, напился – и был таков.И от любви ни крупинки уже не осталось,Вся сквозь пальцы ушла, а попробуй пойми, к кому.Старость ли это или, может быть, просто усталость,Только сито и здесь, наверное, ни к чему.Что до чести и совести, здесь, поверьте, тем боле,Ни судьбы, ни помыслов своих я не стыжусь.Пусть себе предают и воруют хотя б и по Божьей воле,Я на такие подвиги, видит Аллах, не гожусь.Остается душа? Что ж попробуйте, коль угодно.Не устанете разве напрасный допрос чинить?Ведь она, как мустанг в степи, чиста и свободна,Ни заарканить ее, ни наветами не очернить.У меня и муки-то нет, чтоб просеивать через сито,Ни доходов и ни сберкнижки – одни стихи.Но висит на гвозде в сарае старое сито:Просеивайте мою жизнь — не найдете там шелухи.

Матери

Вот еще одна зима да в чужом краю,За окошком ночь залегла, как тать.Но едва лишь улыбку вспомню твою —Не поверишь: сразу начнет светать.Пролистаю ледяные страницы зимыИ услышу плач и небесный гул.И пошлю, у Господа взяв взаймы,Городскую песню в родной аул.Ты, как птица, лишившаяся птенца,Сколько ж мы не виделись-то – бог весть!Вспоминаю черты твоего лицаИ стыжусь того, что я еще есть.Я окутан цепью пыльных дорог,И отныне чужбина – моя судьба.Мой небесный дар без тебя продрог,И мой голос хриплым стал без тебя.Вот еще одна зима да в чужом краю,Сладко, думаешь, спится с тоской вдвоем?Встану среди ночи, чайку попью —И услышу твой шепот в сердце моем.

Отцу

Все дорого в мире: и звезды, и жизнь человечья:Отец постарел, но чабанской судьбой дорожит.На горных полянах большущее стадо овечьеБелее тумана и снега белее лежит.Я в жизни любил странных женщин, вино и дорогу,Еще суету и столичные дрязги любил.Но время пришло возвращаться к родному порогу,И я возвращусь, коль дорогу еще не забыл.Высокая бурка небес упадет мне на плечи,Меня согревая теплом и ни в чем не виня,И коршун помашет крылами, и стадо овечьеПускай исподлобья, но все ж поглядит на меня.Нет, все-таки можно поспорить и с роком, и с веком:Отец постарел, но улыбка не сходит с лица,И свет доброты – тот, что делал меня человеком,И ныне, как прежде, сияя, идет от отца.Он светел и чист, словно быстрые горные реки,И мудрость его велика и тиха, как гора.Все просто на свете: вот зло, вот добро, и вовекиИм вместе не быть – эта истина слишком стара.

«Нету моей бабушки…»

Нету моей бабушки,Нету!На ее могиле выросли травы,Над ее могилой висит звезда.А я, хлебнувший земной отравы,К ней опоздал. Уже навсегда.Нету моей бабушки,Нету!Она до сих пор стоит предо мной —Величайшей битвы со злом ветеран,Высвечивая, как рентгеном, мой путь земной,Излечивая меня от душевных ран.Нету моей бабушки,Нету!Только в этом, наверное, она не права,В остальном упрекнуть невозможно ее.И шумит на могиле ее трава,Словно осиротевшее сердце мое.Нету моей бабушки,Нету!

«Не дается мне в руки слово…»

Не дается мне в руки слово,Словно тень от улетающей птицы.Впрочем, может быть, так и надо —Пусть хоть птица будет свободной!Пусть хоть птица! Что до Отчизны,То она меня не замечает.Что ж, наверно, так тоже надо —Я ж люблю ее не за это!И когда живу на чужбине,Мне она почему-то ближе.Может быть, потому, что ОтчизнаБудет жить, когда нас не будет.Потому-то и не обидно,Что она не дается в руки.Важно, чтобы она навекиОставалась свободной, как птица.

«Не помню, когда я услышал впервые…»

Не помню, когда я услышал впервые —Иль мы услышали их вдвоем? —Эти слова почти роковые:«Снег идет в сердце моем!»Много фраз, полных тьмы и света,Я отпустил потом в водоем.Но не кончается песня эта:«Снег идет в сердце моем!»Много верст отчаянных за спиною —Мы то боль, то вражду растерянно пьем.И опять мой век говорит со мною:«Снег идет в сердце моем!»Лед в душе, и ветер срывает крышу,Холод в доме и вне – вот такой объем!И я снова и снова пронзительно слышу:«Снег идет в сердце моем!»Не грусти, Отчизна, о платье барском,Об орлином пере – мы еще споемНа родном, на радостном, на аварском:«Снег идет в сердце моем!»

Старое ореховое дерево

Оно стоит в самом дальнем углу зеленого сада,Сгорбившееся, с плешью, с морщинистою корою.Полное грусти и горестного надсада,Оно не поет, а лишь вздыхает порою.Его уже не излечишь приторными речами,Смерть лишь одна способна заштопать его прорехи.А как оно пело, бывало — ты помнишь, скажи? – ночами,Стряхивая с плеч тяжелые, словно грехи, орехи!А как, бывало, заигрывало с облакамиИ грозовые шутя разгоняло тучи!Помнишь, как расправлялось оно с врагами?Помнишь, как были корни его могучи?Дерево не поет об этом, оно вздыхает:Ни в будущее не заглянуть, ни в прошлое не вернуться.А внизу молодая поросль (дерево отдыхает)Привстает на цыпочки, чтоб до рук его дотянуться.

«Мать открывает окно и глядит во тьму…»

Мать открывает окно и глядит во тьму,А чтоб хватило света меня увидеть,Достает из сердца милую кутерьмуДетских игрушек, способную не обидеть.Ведомо всем: мать одна и любовь одна —К женщине ль, к дому родному или Отчизне.Их светом звучащим, натянутым, как струна,И жив я единственно в этой кромешной жизни.Я сделал посох из этого света, чтоб он в ночиСтучал и светился, призывая неправду к ответу.Я иду, опираясь на это подобье свечи.Молодой одинокий старик. К жизни. К правде. К свету.