Киммуриэль снова пожал плечами.

– Ты сбежишь к иллитидам, если это окажется правдой!
– обвинил его Громф.

– Громф сам поступил бы — и поступит — именно так, если окажется, что он — жертва.

– Я не хочу участвовать в этой пьесе, - сказал архимаг.
– Мы должны узнать, что за союз стоит за этим приливом мрака. Кто и зачем дал Жиндии арахна'хинин'лихи'элдернай?

–  Кто бы это ни был — и кто бы ни стал целью големов — наш мир изменился, архимаг, - заявил Киммуриэль, и Громф мог только согласно кивнуть. Если любая из этих тварей была нацелена на Громфа, ему предстояло провести грядущие десятилетия, даже века, в постоянном бегстве с одного плана бытия на другой — пока его не поймают или не найдётся какой-нибудь способ победить созданий, победить или остановить которых было практически невозможно.

Пенелопа Гарпелл скользнула на свою половину большой постели в уютных покоях в Главной башне.

Она замерла и посмотрела на обнажённую спину своего любовника: большую и сильную, широкую, но твёрдую, как гранит, с рельефными мышцами. Пенелопе казалось, что если он встанет и наклонится вперёд, широко разведя руки, можно будет положить на эту спину целый мир — и Вульфгар удержит его. Женщина выждала ещё мгновение, прежде чем усесться сзади, когда он сел на кровати сам, у нижнего края, скрестив ноги и как будто не замечая её возвращения.

Она знала, что у Вульфгара много забот. С юга, из Гонтлгрима, где его приёмный дварфийский отец был королём и обитали многие его друзья, пришли зловещие новости. Кровоточащие Лозы, деревня, которую он помог построить вместе со своим другом Реджисом, была полностью опустошена, виноградники сорваны, трамвайная станция — разрушена.

А Вульфгар был здесь во время этого неожиданного нападения и продолжающейся осады Гонлгрима, навещая Пенелопу и разделяя с ней постель. По крайней мере, сейчас Гонтлгрим казался в безопасности, и Бренор послал весточку через волшебный портал, чтобы Вульфгар оставался в Лускане в качестве посла. Пенелопа понимала, что это тоже оказалось для воина тяжким грузом. Больше всего он хотел пройти сквозь врата и вступить в сражение на линии фронта вместе со своими друзьями. Однако он не мог нарушить волю Бренора и поэтому вернулся к Пенелопе.

От мысли, что Вульфгар искал у неё утешения и возможности отвлечься, по спине женщины пробежали мурашки, особенно сейчас, когда она рассматривала его большое и рельефное тело, тело, которому было около двадцати лет отроду, хотя сознание мужчины было намного старше — и намного старше самой Пенелопы. Она была ближе к пятидесяти, чем к сорока, в волосах уже стала появляться седина, а на лице — морщины, главным образом у глаз, потому что она постоянно щурилась во время чтения заклинаний и старых свитков. Пенелопа оставалась сильна и здорова, хотя в некоторых местах стала толще, чем хотелось бы, а в других — не такой упругой, как раньше. Всё это не слишком её беспокоило, но было приятно знать, что она ещё может привлечь внимание таких мужчин, как Вульфгар.

Он с нетерпением и радостью продолжал возвращаться в её постель.

Она подползла, чтобы усесться на коленях позади него, и положила руки на плечи мужчины, большими пальцами разминая тугие узлы мышц.

– Мой великолепный мужчина, - сказала она.
– Почему ты в моей постели на сей раз?

– А почему бы нет?
– ответил он, поднимая левую руку, чтобы накрыть её правую.

– Разве есть на побережье Меча женщина, которая не открылась бы для тебя? Разве есть молодая и красивая девушка, которой не хотелось бы оказаться в безопасных объятиях твоих крепких рук?
– с этими словами она провела своими руками вниз по плечам к его гигантским бицепсам.
– И всё же ты здесь, со мной.

Вульфгар издал короткий смешок.

– Пенелопа Гарпелл, знатная дама Особняка Плюща, сомневается в себе?
– он повернул голову, чтобы она увидела его недоверчивый взгляд.
– Мало что может удивить меня, женщина, но да, я удивлён.

– Это не сомнение, - отозвалась она, игриво шлёпнув его по плечу.
– Всего лишь простая честность.

Она обогнула его сбоку, чтобы посмотреть в хрустально-чистые синие глаза — о, эти глаза! Даже глаза Вульфгара говорили о пугающих и прекрасных контрастах этого человека. Он был тьмой и светом, крепким и сильным, но таким нежным.

– Ты молод, - сказала она.
– А я уже нет.

– Мне было сто и четыре года, когда меня убил йети, - с искренним и тёплым смехом напомнил ей Вульфгар.

– Да, но ты переродился и обрёл юность и силу, а также красоту, которая приходит вместе с ними. Ты можешь заполучить практически любую женщину, но всё-таки ты здесь. Почему?

–  Эплер виэн, - ответил Вульфгар после короткой паузы.

–  Эплер...
– Пенелопа тоже замолчала и задумалась над корнями этой фразы — она знала большинство диалектов севера и догадалась, что это утгардский. Но только сильнее запуталась, попытавшись перевести, и это отразилось на лице женщины.

– Оленьи лепёшки, - сказал Вульфгар.

– Ты считаешь меня оленьим навозом?

– Я считаю тебя честной, - ответил Вульфгар.
– Не только с остальными, но и сама с собой. Я считаю, что ты освежающе и чудесно эгоистична.

– Комплименты так и текут с твоих прекрасных губ, - покачав головой, с усмешкой отозвалась Пенелопа. Она отстранилась и посмотрела на него искоса.

– Может быть, эгоистична — неподходящее слово, но я не хотел тебя оскорбить, - сказал ей Вульфгар.
– Как раз напротив. Пенелопа Гарпелл знает, чего хочет, и старается это получить. Ты честна с собой и достаточно храбра, чтобы заявлять об этой честности окружающим. Ты разрываешь оковы привычек, традиций и... знаков.