Все наладится, я оттаю, горечь растворится – вечер пройдет хорошо. Дурацкая шутка однажды не вспомнится или вспомнится не так – легко, светло. Но я не настолько мудра, чтобы сразу…

Но вдруг он пришел.

Дрейк.

Я всегда улавливала его присутствие рядом – уловила и теперь, несмотря на ветер, снег.

Бросил дела, почувствовал неладное, и теперь стоял какое-то время за спиной, затем позвал негромко:

– Ди…

Я повернулась. Не сразу, через паузу. Свесила ноги уже с этой стороны парапета, взглянула с упреком.

– А если я возьму и напугаю тебя так же, как ты меня сегодня? Просто так?

В отместку.

Великого и Ужасного мало чем можно напугать – наверное, только тем, что со мной вдруг что-нибудь случится.

Он шагнул вперед – скрипнул под подошвами легких туфель снег, – опустился на корточки. В волосах снег, на плечах поверх серебристой формы тоже. Смотрел долго, глубоко. И сквозила во взгляде непривычная печаль.

– Прости.

Он совсем не должен извиняться, не за что. Ведь не хотел обижать, хотел просто пошутить. Это я как ребенок… А что поделать?

– Юмор – сложная вещь, – произнес тихо, – ему долго учатся. Где один рассмеется, другой обидится, где один обидится – другой рассмеется. Я не хотел пугать.

Я это знала.

Он не мерз на ветру, но я все равно зачем-то убирала со щек и ушей талый снег – воду. А глаза родные, глубокие.

«Ты пришел сюда, чтобы поговорить со мной?»

«Чтобы поговорить…»

«Отложил важные дела?»

«Нет дел важнее тебя».

– А если я… вот так, понимаешь?

– Не вздумай. У меня чувства юмора еще меньше, чем у всех. Разрушу половину вселенной, прежде чем начну разбираться в причинах. Понимаешь?

«Веришь?»

Верю – он сотрет. И с юмором у этого странного мужчины всегда был напряг, но он учился. Подумаешь, не рассчитал сегодня, переборщил, делов-то. Зато теперь пришел.

– Просто я думала, что Реактор… Стабилен, понимаешь? И стыдно, что сбежала как трус.

– Ты не трус. – Мне было невыразимо приятно оттого, что он, забыв про обязанности, про правление миром, просто сидел рядом. Нашел на этой самой крыше, не стал искать теплую одежду, вышел… Это напомнило что-то из далекой юности, когда грелись в подъезде на батареях друг о друга, и комфорт не важен – важно, что вместе. – Землетрясение вызвало бы панику у любого человека. Любого. Я забыл…

– …что я человек?

«Чуть-чуть…»

– Что ты не помнишь, что ни у одной Игры нет конца – всегда есть продолжение.

– Мне это еще постигать и постигать.

Теперь я гладила его по волосам. Как хорошо вдруг становится там, где ты оказываешься «вдвоем», и совсем не важно, что метель.

– Как я могу исправить свой… проступок?

«Родной ты мой, не было проступка, и ты это знаешь. И исправлять ничего не нужно». Но ведь такой повод осуществить задуманное утром!

– Исполни три моих желания.

– Диктуй.

Я прикидывалась хмурой Королевой, он – холопом.

– Первое – сделай так, чтобы на Новый год на Уровнях опять танцевал снег.

– Хорошо.

Он действительно танцевал в прошлом году – кружил местами вальс, хороводы, сгущался в маленькие волшебные фигуры и веселился – народ на улице наблюдал часами. Очень хотелось повторения.

– Второе?

– Закажи грузовик с мишурой.

– Куда доставить?

– В Реактор. Укрась уже эти унылые коридоры и кабинеты.

Он смеялся одними глазами. Вид сохранял торжественный и серьезный.

– Третье?

Мне было невыразимо тепло оттого, что я могу сейчас продиктовать и третье, и трехсотое, и трехтысячное – и он все запомнит, все исполнит. Не потому, что заглаживает вину, не чтобы убедить в любви, а потому, что бесконечно сильно любит сам. И как же прекрасно иметь счастье чувствовать себя рядом со своим мужчиной ребенком. Да, иногда надутым и капризным. А после вновь превращаться в счастливую женщину. И очень любопытную.

– Расскажи, как на самом деле выглядит Ллен?

Брови вверх от удивления.

– И не тряси этот дом от ревности! Мне правда интересно!

Улыбка Дрейка – это как радуга среди снегов – явление редкое и чудесное. Хвала Создателю, что редкое не для меня.

– Ллен? Давай я тебе когда-нибудь покажу. Тихо и незаметно для него.

– Давай! – Так даже интереснее, чем описывать.

Мы долго смотрели друг на друга молча; он обнимал мои колени, я аккуратно стряхивала с промокших волос снежинки. И были только глаза напротив и эта самая уютная в мире вьюга.