— Стеф.

— Да? — обернулась девчонка, застегивая юбку на незаметные пуговички.

— Подай мне брюки, пожалуйста.

— Конечно, папочка.

— Я…

Подумав, Искин решил не препираться. В сущности, чем чаще они будут называть себя папой и дочкой, тем меньше возникнет подозрений, что это не так.

— Все равно все видно, — сказала Стеф.

— Что видно? — спросил Искин, ловя подкинутые ему брюки.

— Как ты меня любишь, папочка.

— Стеф!

— Молчу.

Искин, отвернувшись, сунул ноги в брючины. Член уложил набок. Пуговицы ширинки затолкал в петли. Все, арест. Одиночная камера. Выход с разрешения и только пописать. Злость на себя заставила его застегнуть ремень на предпоследнюю проверченную дырку. Вдох-выдох. Стеф почему-то не было слышно. Искин обернулся.

— Стеф?

Девчонка перевела задумчивый взгляд с его спины.

— Тебя пытали?

— Что?

— У тебя вся спина…

— Это электрический ожог, — сказал Искин. — Иногда проявляется, иногда нет. Я думал, его уже не видно.

— И на груди.

— Да.

— И на плече.

Стеф подняла руку, собираясь дотронуться.

— Не надо, — сказал Искин.

— Тебе было больно?

Искин улыбнулся. У Стеф было очень трогательное лицо.

— Все уже в прошлом.

Девчонка тряхнула головой, и желтые прядки встали мягкими рожками. Карие глаза сверкнули, словно поймали отблеск солнечного света.

— Все, я решила. Я возьму тебя на море.

— А сон?

— Пфф! Ты же был там, на берегу! Если бы тебя не было, я бы еще засомневалась. Но ты был. Значит, мы ничего не нарушим.

— Как все сложно! — сказал Искин, возвращая Стеф ее же слова.

— А ты — зануда! — парировала девчонка.

— Иди умойся, пока не все проснулись.

— Слушаюсь! — Стеф шутливо приложила ладонь к взлохмаченным волосам.

Ох, дождется!

— Что еще? — спросил Искин, когда она остановилась у двери.

— А у тебя есть зубной порошок? — спросила девчонка.

— Да, в тумбочке.

— Я возьму?

— Только постарайся использовать его экономно.

Когда Стеф присела, разглядывая складированные в тумбочке вещи, Искин подумал, что ее надо бы приодеть. Кто поверит, что родитель позволяет своей дочери ходить в такой короткой юбке? Как раз возникнут подозрения, что он с неясной целью приволок девчонку с улицы. Зайти что ли к Ирме? У нее, кажется, имелись вещи на подростка. Будет возможность дать ей еще десять марок.

— Ой, «Helika»! — воскликнула Стеф, достав жестяную коробочку. — Мы тоже ей дома пользовались.

— Там еще щетка в футляре и стаканчик, — сказал Искин.

— Ага, я нашла. И полотенце.

Прижимая к груди добытое, Стеф выскочила за дверь. Искин постоял и принялся сворачивать матрас вместе с простыней. Ловушки он сложил в чемодан под кроватью, предварительно вытянув из него майку и темно-зеленую рубашку с длинным рукавом.

За стенкой снова захэкали. Неужели спортсмен какой подселился? Или любитель физической зарядки? Находясь под впечатлением, Искин и сам покрутил руками, сделал несколько наклонов к полу и пару раз присел. Почувствовал, как поплыла голова. Ну и хватит. Будем считать, что поддержал здоровый образ жизни. Невидимый сосед пофыркал и, кажется, прошелся ладонями по разгоряченному упражнениями телу — шлепки по коже звучали как выстрелы.

Этого, впрочем, Искин повторять не собирался. Это пусть сосед сам. Некоторым шлепки не нравятся с прошлой жизни. Он смочил полотенце водой и наскоро обтер тело, лицо, размазал ступней случайные капли. Потом торопливо, опасаясь возвращения Стеф, сменил трусы, одел штаны и рубашку, отряхнул и напялил пиджак. Проверил документы. Загнул пальцы, считая, что надо сделать: Ирма, одежда, Отерман, выписка, звонок Мессеру. Мессеру, кстати, можно позвонить из центра адаптации, он видел у них бесплатные городские телефоны.

В коридоре вдруг возник шум, какая-то непонятная, приглушенная стенами возня. Без всякой задней мысли Искин выглянул за дверь.

— Что здесь…

Дальше слова кончились.

Он увидел, как Ханс-Хорст-Хайнрих, впечатав Стеф в стену, рукой пережимает ей горло. Другую, свободную руку он просунул девчонке под юбку. Рука двигалась. Рот у Стеф был распахнут, но она едва хрипела. Щеки ее багровели. На голом, поросшем рыжеватым волосом плече соседа таял след зубов. Ханс-Хорст-Хайнрих сопел.

— Сейчас, сейчас, — услышал Лем торопливый шепот, — это быстро.

Возможно, Искин действовал не сам. Возможно, это малыши-юниты распорядились за него. Он почувствовал только щелчок собственных зубов, поймал Ханса-Хорста-Хайнриха за рыжину на затылке и рванул на себя.

— Отпусти девчонку.

Ему казалось, он произнес это достаточно внятно, но на самом деле выдавил какую-то нелепую сумятицу звуков, весьма отдаленно напоминающую слова. Сосед с присвистом втянул воздух и, извернувшись, сбросил его руку со своей головы. Он был крупнее, плотнее и выше Лема.