У меня аж челюсть отвалилась:

— Па, ты чего? — вы бы тоже обалдели, если бы в вашу сторону был направлен почти двухметровый посох с нехилым таким, сантиметров тридцать в длину, лезвием.

— Где мой сын? — батя отодвинул за спину Васька и, крутанув своё оружие со скоростью пропеллера, с угрозой произнёс. — Я тебя сейчас на полоски пошинкую. Ты кто, грязная тварь? Где Тимофей? — и как маханёт своей дубиной перед носом. Если бы не перекувыркнулся назад вместе со стулом, точно бы без носа остался.

— Мать моя ведьма! Батя, ты что, охренел что ли? — встав на ноги, выставил подхваченный с пола стул перед собой.

— Вадик, ты что, обалдел? — вскочившая бабуля грозно нависла над отцом.

А тот, довольно усмехнувшись, взмахнул рукой, пряча посох в кольцо, находящееся на среднем пальце правой руки:

— Реакция в порядке, — и вдруг подмигнул мне: — Я тебя предупреждал, что если ещё раз скажешь, что яблоко от яблони недалеко падает, получишь?

— Но я ничего такого не говорил! — с силой опускаю стул на пол. Дядя Саша аж вздрогнул от громкого звука.

— Но ведь собирался? — отец явно доволен жизнью.

Со вздохом сажусь на стул:

— Ты мне чуть нос не отрезал.

— Ой, да брось, — отмахивается. — Что я, совсем что ли? Заодно и убедились, что ты симулянт.

— Я не симулянт!!! — возмущению моему нет предела.

— Нет, Вадик, Тимоха не симулянт, — качает головой моя самая лучшая в мире бабушка и тут же добавляет: — Он просто тунеядец и лентяй, — и вот эта злобная ведьма с довольным видом отправилась ставить чайник.

И только брательник, обойдя отца, прижался ко мне всем телом и доверчиво спросил:

— Тима, а когда Ленка уйдёт, поиграешь со мной в Теккен? А то одному скучно, — и глазёнками так преданно смотрит.

Прижимаю его к себе и, пытаясь протолкнуть из горла комок, возникший от нахлынувшей волны нежности к этому маленькому шалопаю, обещаю:

— Конечно, синеглазка.

— Я не синеглазка. Так неправильно говорить, — немного отодвигается.

— А как правильно? — даже не смотрю в сторону этих лицемерных людей, которые утверждают, что они моя родня.

— Я мальчик, значит надо говорить: синеглаз… — и радостно смеётся, поняв, как глупо это звучит.

— Неужели только ты меня и любишь? — становится грустно. Все меня предали. Обвиняют во всех грехах, прикалываются, издеваются…

— Да, только я тебя люблю — сильно-сильно, — обхватывает руками за шею в явной попытке придушить в порыве братской любви. Потом отстраняется и добавляет: — Ну ещё мама…

Тут со стороны второго этажа раздаётся синхронное и возмущённое:

— Гав.

— Мяу.

Так что братишка начинает загибать пальцы на левой руке:

— Ну ещё Барсик и Белочка, — замолкает и добавляет к уже зажатым пальчикам ещё два, — мама и я. Ещё бабушка, — с сомнением смотрит на сжатый кулачок и переходит к другой руке, — папа, тётя Тома и Ленка. Про дядю Сашу не знаю… — и вдруг с сомнением смотрит на меня: — А тебе точно надо, чтоб тебя чужие дяди любили?

Если я вам скажу, что в этот момент батя заржал, как лошадь, вы мне поверите? И не только он…

Добрался до деловой части дома, туда, где как раз находился весьма удобный массажный стол, это который с дыркой под голову и, раздевшись, отдался во власть Томы. Точнее пришёл и, предвкушая то, что наконец-то окажусь один на один с этой шикарной женщиной, полностью разделся и, прикрывшись по пояс простынёй, лёг. Ожидая, пока она придёт. Вот ей сюрприз будет…

Красавица ведьма, нацепив белый, не слишком-то и длинный халатик, сверкала точёными ножками то с одной, то с другой стороны стола. Размякнув от умелого массажа, поплыл. Вот через небольшой промежуток времени и стало неудобно лежать. Нечто, до этого спокойное и умиротворённое, от близости обалденного женского тела восстало. Да так, что хоть на бок поворачивайся.

Тома, заметив мои попытки устроиться поудобней, спросила:

— Тимка, ты чего ёрзаешь?

— Устал на животе валяться…

— Ну, перевернись тогда, потом спину закончим.

Упрашивать долго не пришлось. И вот взору девушки предстала «палатка», образованная из простыни и «того самого» в качестве центрального шеста.

Задумчиво посмотрев на сие творение, Тома приподняла простынь и удивлённо спросила:

— Ты что, без трусов?

— Ага, — весьма довольный происходящим, сознался я.

И пока она с задумчивым видом пялилась, провёл правой ладонью по внутренней части её бёдер… Вот только до самого интересного добраться не успел, ноги крепко сжались, и, перехватив мою руку своей, Тома отвела её в сторону и погрозила пальцем: