Шрифт:
— Да, — спустя пару гудков слышу его ленивый тон.
— Где ты, твою мать? — выплёвываю, не сдержавшись.
— Тэйд?! Вот это сюрприз, — я буквально слышу, как он скалится.
— Мне нужно с тобой поговорить, — старательно беру себя в руки. — Так где ты?
— О чём мы будем говорить? — издевается Гейл.
— Ты знаешь, о чём, ты, грёбаный кусок…
Кулак Курта врезается в моё плечо, и я затыкаюсь. Чёрт… Нужно выдохнуть.
— Знаешь, я тут подумал, что всё равно вернусь в команду, — говорю ему, нарочито растягивая слова. — И в братство! Я как раз сейчас тут. Выбираю себе комнату! Могу даже взять твою. Как ты на это смотришь?
— Какого хрена? — бормочет Гейл. — Ты, должно быть, шутишь, Брайан! У тебя нет нужды возвращаться. У тебя же есть видео!
— А я просто хочу вернуться! — добиваю его окончательно. — Хочу — и вернусь!
— Я — капитан, и ты не вернёшься, — цедит он сквозь зубы.
— Это решать команде, а не тебе. Курт договорится с ними…
Маврик показывает мне большой палец, и я продолжаю:
— Но я могу не возвращаться, Гейл. Оставить и тебя, и твою команду в покое, если ты удалишь грёбаное видео!
На том конце провода повисает напряжённое молчание. Я тоже молчу, давая ему пару секунд на размышление.
— Ла-адно, — наконец протягивает он с сарказмом. — Я удалю…
— Прямо сейчас! — вставляю я, вновь заводясь. — Ты сделаешь это прямо сейчас!
— Но это же шедевр, Брайан, — ржёт он в трубку. — Немного приторно на мой вкус, но чёрт, как заводит эта крошка…
— Удали видео, Гейл, — отбриваю я, когда чувствую, что телефон Курта трещит в моей руке. — Если не сделаешь этого сегодня, уже завтра мы встретимся с тобой на поле.
Я нажимаю на отбой и отключаюсь. Отдаю телефон Курту, пока не расплющил его окончательно.
— Ты правда вернёшься? — в недоумении интересуется «альфа».
Я пожимаю плечами, а потом разворачиваюсь и ухожу.
Мне нужен сон. Голова гудит так, как будто сейчас лопнет.
Спускаюсь вниз, потом сразу выхожу на улицу, особо не встречаясь ни с кем взглядом. Оказавшись в комнате, застаю Дюка за компьютером, он ещё не спит.
— У тебя получилось, Брайан, — победно восклицает приятель. — Видео удалено.
Я часто моргаю, приближаясь к столу.
— Его нигде нет?
— Оно осталось, но не воспроизводится. А с первоисточника совсем пропало.
Слава Богу… Я падаю на кровать прямо в одежде. Ощущение, что это не конец, не покидает меня. Но голова слишком тяжёлая, и я слишком устал…
Пока стремительно засыпаю, мои мысли возвращаются к Тайлер. Я должен был ей позвонить…
Глава 33. Снежный ком
Брайан
Это как снежный ком. Одна проблема приклеивает к себе другую… И другую… И ещё… Формируясь в огромный шар. Этот шар катится по отвесному утёсу, напоминающему мою жизнь, разрастаясь всё больше. И когда этот ком достигает края пропасти, он просто падает вниз…
Я тоже падаю вниз. Но, пожалуй, прихвачу с собой этот кусок дерьма.
Декан Барнс отводит потухший взгляд в сторону. Этот взгляд ещё пять минут назад пылал гневом, который иссяк вместе с беспочвенными обвинениями и глупыми причинами моего отчисления.
Ему просто надо кого-то отчислить…
Сегодня с утра я не успел переступить порог раздевалки, придя на тренировку, как мой тренер сообщил о том, что меня ждёт Барнс. Зачем и почему — не сказал, но вид у него был подавленный. Ноги не несли меня в кабинет декана, поэтому я затормозил на мощёной дорожке недалеко от входа в учебный центр. Хотел позвонить Тай, но мой телефон разрядился. С досадой запихнул его обратно в карман штанов и огляделся вокруг, желая её найти. Что-то подсказывало мне, что впереди меня ждёт неминуемое падение, а Тай — как глоток кислорода, который сначала необходимо вдохнуть.
Потом я всё-таки побрёл к декану и целых полчаса выслушивал обвинения в свой адрес.
Снежный ком рос…
Мистер Барнс успел посмотреть то видео с участием меня и Тайлер. И даже успел его сохранить. Выводы он сделал неправильные, но кто сможет убедить его в обратном? Ответ очевиден — никто. Декан считает, что это видео снял я. И я отправил его в сеть. Ему выгодно так считать.
— Всё дело в той девчонке? — я, наконец, нарушаю тишину и впериваю взгляд в декана.
Он сидит за своим широким столом, в удобном кожаном кресле, весь такой важный — как само правосудие.