— Спокойно, Маша. Даже если принять за факт, что я заблудилась, благодаря своему пространственному кретинизму, то я тут хотя бы не с пустыми руками и не в полной темноте. — Она посмотрела на маленький магический светильник в одной руке и погладила немажоську на плече.

Собираясь с Манефой на спасение практикантов и строителей в парке, они чего только не натолкали в свои котомки. Теперь, чтобы успокоить нервы и понять, сколько и в каких условиях она сможет протянуть, пока ее не найдут, Мария Спиридоновна решила провести ревизию своей почти безразмерной сумочки. А что оставалось делать? Ноги не идут, кругом камень, слабо освещенный крошечным светильником, и коридоры, уходящие в темноту.

Из немажоськи были вытащены еще шесть светильничков, пара шалей Манефы, клетчатый шерстяной плед, кувшин с надерном, на который Марья уставилась с недоумением. Не закрытый ничем кувшин сунуть в сумку — это надо же так было собираться?! Полное безумие, и хорошо, что не пролился. Пара мешочков со вчерашними булочками, камень-горючка — видимо, все-таки сунула машинально, — куча каких-то пузырьков и коробочек вперемешку с пучками трав. Это, наверное, то, что ей впихнула кикимора. Как-то затесавшаяся в немажоську книга про очередную попаданку. Мария Спиридоновна вспомнила, что взяла у Кронова перед отъездом из академии уже законченный вампиром томик, почитать в скучный свободный вечер. На обложке девица в сильно декольтированном платье с оборванным подолом пыталась проткнуть мечом ползущую из норы страхолюдину. В ногах у мамзели в изящной позе развалился окровавленный белобрысый эльф, судя по ушам. А судя по как-то удержавшейся на его голове короне, наверное, принц или даже король. Интересно, может, это она его так? Подол-то ей кто-то оборвал. А чудище, может, питомец этого коронованного недобитка? Марья пришла в себя от мысли, что уже минут пять пялится на яркую обложку, пытаясь угадать содержание книги.

— Совсем спятила на старости лет! — Она сунула роман обратно в сумку и зарылась в нее в поисках вещей, более полезных застрявшему под землей человеку. В итоге полезными были признаны: плед, одна из шалей (вторая была ажурная и никуда не годилась), горючка, светильники, вся еда и белые разметочные мелки строителей. Под вопросом были мази и микстуры: вроде нужная вещь, но без инструкции. Кучка украшений, вееров, платочков, туфли на каблуках, пара мешочков семян, на которые она посмотрела с подозрением, и книга были признаны условно бесполезными и сунуты в самый низ, чтобы не лезли под руку. Очень полезной была назначена поллитровая большая поварешка на длинной ручке. В нее Марья вцепилась обеими руками, все-таки женщина была одна и хоть пыталась храбриться, но в темноту коридора глядела со страхом. Ведь не понятно, что там есть, и поэтому страшно. А поварешка хороших размеров в руках дочери кузнеца и бывшей сельской жительницы вполне могла послужить оружием от чего-то не очень крупного. А вероятно, и напугать кого-то хоть немного разумного, продемонстрировав готовность слабой женщины к возможному сопротивлению.

Теперь, после ревизии запасов, надо было решить — оставаться на месте и ждать или всё же пойти поискать хоть какую-нибудь возможность выйти наверх. Потом Марья здраво рассудила, что никто не видел, куда она пошла, а кикимора с алхимиком могли ее не услышать или подумать, что она сразу побежит за помощью в лагерь. А если обвал уничтожил вход, тогда вообще не факт, что ее будут искать под землей. Значит, надо как-то попробовать переместиться хотя бы ближе к поверхности, а лучше выбраться совсем. Дальнейшие мысли она додумывала уже на ходу, на самом деле просто сидеть и ждать казалось ей куда страшнее и безнадежнее, чем двигаться.

— А еще здесь сухо и можно ставить метки на стенах. — Подумав, она написала мелком на стене: «Марья». Потом нервно хихикнула и добавила перед именем: «Здесь была». И поставила стрелку, указывающую направление своего пути. По крайней мере, если ее начнут искать тут, то заметят это послание.

Коридоры, казалось, были бесконечны. На развилках Мария Спиридоновна, руководствуясь, как ей казалось, логическими умозаключениями, выбирала всегда более широкий ход, с лучше обработанными стенами, полом, и если была возможность понять, то тот, который вел вверх. Несколько раз попадались залы, иногда двери. Она шла и пыталась сообразить, для чего это строили и что тут раньше было. Двери или были заперты, или вели в помещения с истлевающим мусором, покрытым пылью. Еще одна загадка для пытливого женского ума. Почему там пыльно, а в коридорах ни пылинки? За этими размышлениями она вышла в очередной зал. Огромное помещение с колоннами было кое-где освещено слабым мерцающим светом, видимо, еще местами не разряженных магических светильников. Казалось, в зале растет целый каменный лес из колонн. И как в лесу, некоторые были срублены безжалостным временем и лежали расколотые рядом с торчащими, как пеньки, основаниями. Присев на одну из таких колонн, Мария Спиридоновна достала надерн, кувшин с которым она на этот раз помещала в сумку с крайней осторожностью и прижав его к краю вещами, чтобы не опрокинулся. Жидкость стоило беречь: воды с собой не было, а булки всухомятку есть было невозможно. Подкрепившись, она огляделась и двинулась направо, так как ей показалось, что там должен быть следующий коридор. Коридора не было, но была лестница! Огромная, широкая лестница наверх. С резными перилами, на которых кое-где сохранились украшения в виде каменных резных чаш, мраморными плитами с искрящимися золотистыми прожилками. Ее верхних ступеней не было видно в темноте.

Подумав, что удача, видимо, всё же решила ей улыбнуться, Марья устремилась на штурм этой высоты, несмотря на усталость и гудящие от ходьбы ноги. Казалось, что лестница бесконечна, но сил придавала мысль о том, что ведет она вверх, а значит, там, возможно, выход. Наконец долгий подъем закончился, и Мария Спиридоновна, тяжело дыша, села на последнюю ступеньку, поставив рядом немажоську и положив поварешку. Наверху был не выход, а крошечная площадка под потолком, огороженная такими же перилами, как и лестница. На площадке стояла пыльная статуя какого-то большого крылатого монстра, за которой Марья углядела дверь.

— Может, там, конечно, и выход, но эту каменную фигуру разве только Винни отодвинет, и то, наверное, не сразу. — Она разглядывала пыльную монстряшку. — Может, дверь открывается в ту сторону? Тогда если я пролезу за статую, то смогу ее открыть? — Она прикинула на глаз расстояние между фигурой и дверной нишей. — Ну, только если вон там, под крылом, попробовать. Но изгваздаюсь вся в этой пылюке. И главное, на лестнице и полу ни пылинки!

Задумавшись, Марья полезла в верную немажоську. Куда-то там, на дно сумки, она складывала какие-то платочки. Видимо, пришло их время принести себя в жертву. Оттирая пыль с крыла статуи, чтобы потом не натрясти в волосы, и заодно примеряясь, как лучше пролезть, она вдруг почувствовала, что скульптура легко сдвинулась. Уже обрадовавшись и обернувшись, чтобы забрать оставленные у лестницы вещи, она с ужасом увидела, что каменный монстр, которого она только что с упоением очищала от грязи, нависает над ней и его до этого закрытые глаза пристально разглядывают Марьину застывшую фигуру.

Визг, который внезапно вырвался у Марии Спиридоновны, на верхних нотах сделал бы честь сопрано во втором акте «Волшебной флейты» Моцарта в арии «Ужасной мести жаждет мое сердце». Живая статуя отшатнулась, видимо, глухой она не была, а объятая ужасом Марья, метнувшись к своим вещам, чуть не скатилась с лестницы. Поймала ее когтистая лапа, по которой она тут же начала в панике лупить половником и сумкой, уже от страха совсем ничего не соображая. Только через какое-то время истеричного визга и махания поварешкой до нее начало доходить, что ее никто не пытается убить или съесть. А еще серая пыльная громадина с наполовину черным крылом — там, где Марья его протерла, — что-то говорит.