— Напротив, я бы от души восхищался человеком, который добровольно в любовной сцене делал из себя дурака. К сожалению, Пибоди не слеплен из такого твердого материала. Кстати, вам было жаль, что вас прервали?

— Нет. — Диана беспокойно огляделась, стараясь найти тот бугорок, с которого открывается великолепный и совершенно неожиданный вид на замок. Она не один раз бывала здесь, но всегда с Тедди.

— А, я так и думал, — сказал он. — И меня, Диана, не очень интересуют живописные виды замка… или по крайней мере в данный момент. Видите ли, в моих интересах было всего лишь заманить вас подальше в лес.

— Если вы ожидаете, что я буду дрожать от страха, милорд, то вас ждет разочарование. Я знаю, что мне нечего вас бояться.

— Ах да, я забыл, что вы раскрыли мой самый страшный секрет, что в душе я джентльмен. Но скажите мне, Диана, почему вы всегда на меня сердитесь? Кроме той восхитительной, хотя и поставившей вас в неловкое положение, нашей первой… нет, второй встречи, что я сделал, чем оскорбил вас?

— Ничего, совсем ничего.

— Я никогда не знал человека, который мог сказать «ничего», чтобы оно звучало как-то очень значительно У вас раскраснелись щеки, глаза мечут молнии, подбородок устремлен вперед. Я буду дрожать от ужаса, если я действительно сделал что-то, что оскорбило вас. Скажи те, что же я сделал?

Диана выдернула руку и посмотрела ему в лицо,

— Ничего, что имело бы значение для вас. Ничто и никто не представляет для вас никакой ценности. Все и вся созданы лишь для вашего развлечения. Особенно женщины. Служанка в той гостинице. Я. Горничная в этом доме. Несомненно, десятки других.

— А, горничная, — сказал он, закладывая руки за спилу и глядя на нее. — А я все думал, когда вы заговорите о ней. Мне жаль, что вы стали свидетельницей этого поцелуя. Я проявил беспечность, поцеловав ее при открытых дверях. Неужели я заставил вас покраснеть?

— Вы всегда видите только внешнюю сторону, не так ли? Какое значение имеет, покраснела я или нет? Здесь речь идет о вашем характере, вашей порядочности.

Он поднял брови, а его глаза смеялись над ней.

— Ах да, какая непристойная поспешность после моего постыдного поведения с вами в музыкальной комнате — бежать, перепрыгивая ступеньки, вверх по лестнице, чтобы заняться тем же самым с горничной. Однако это немного утомительно. У меня едва ли нашлись бы силы таскать после этого крокетный молоток по лужайке.

— Но между нами этого не было, — покраснела она.

— Нет, — улыбнулся он. — Но так думал Эрни, когда он после вашего ухода ворвался в комнату, весь красный и задыхающийся от возбуждения.

— Он ошибался, — с негодованием сказала она. — Вы ему объяснили?

— Нет. — Он сделал несколько шагов к дереву и, прислонившись к нему, скрестил на груди руки. — Я очень редко разубеждаю человека в том, во что ему хочется верить, Диана. Как и теперь я не намерен отрицать, что после наших… объятий я целый час занимался очень тяжелым видом спорта с горничной.

— Но вы это делали? — резко спросила она. Он поднял одну бровь и с усмешкой посмотрел на нее.

— А как вы думаете, Диана? — От его насмешливого тона у нее снова запылали щеки. — Вот это имеет значение. Ведь вы не верите и половине того, что я говорю.

Она, нахмурившись, подошла к нему.

— Что для вас имеет значение? — спросила она. — В чем смысл вашей жизни? Только в удовольствиях?

Он все еще улыбался, но уже не так насмешливо.

— Тогда вы должны мне сказать, желаете ли вы услышать то, что вам хочется, или то, что я хотел бы вам сказать!

— То, что вы хотели бы сказать, — ответила она на его загадочную фразу после некоторого раздумья.

— Хорошо, в таком случае я должен бы сказать, что мне дорога моя семья — моя мать, две мои сестры, мой племянник. Для меня важно мое имение. Я люблю про водить лето там с моими родными. Но конечно, — в его глазах снова мелькнула усмешка, — мне нужны доходы с земли, чтобы оплачивать мои… э… удовольствия в остальное время года.

Диана отвернулась, чтобы избежать взгляда его синих глаз, и посмотрела на окружавшие их деревья.

— Почему вам нравится, чтобы люди думали о вас самое плохое? — тихо спросила она.

— Самое плохое? — Он уперся ногой в ствол дерева. — Я думаю, что очень многие из джентльменов в свете завидуют мне и я пользуюсь успехом среди определенного сор та… э… дам. Такую репутацию приходится поддерживать моя дорогая.

Она, сдвинув брови, опять посмотрела на него.

— Но это маска. Только маска, не правда ли?

Он покачал головой, и снова насмешка была в его глазах и в приподнятом уголке губ.