Шрифт:
– Ну?
– Что это за звук,– Прентис набрал воздуха в легкие,– который можно видеть?
– Саунд-оф-Джура! [44] – взревел Кеннет.– А теперь бегом, не то без обеда останешься!
– Ага! – прокричал в ответ Прентис и умчался вприпрыжку, мотая головой.
Снова пошел дождь, терпеливо-беспощадно ливший уже неделю и готовый лить еще столько же. Он растворил горизонт, стер контуры далеких деревьев и испещрил плоскость лоха миллионами крошечных воронок, и расширяющиеся кружки пересекались друг с другом, интерферировали, исчезали в шуме и плеске своих предшественников. Но громче всего дождю удавалось стучать по капюшонам курток.
44
Игра слов: «sound» означает по-английски и «звук», и «пролив».
– Кен, ты и правда веришь, что в такую погоду будет клев?
– А куда он денется, Прентис? Надо верить.
– Ну-ну… Кто бы говорил…
Кеннет Макхоун посмотрел на сына: он выглядел довольно жалко в непромокаемой одежде, с веслами в руках.
– Это просто фраза. Я мог бы сказать «уж ты мне поверь».
– Ха! – сказал Прентис– По-твоему, это лучше? А кто всегда меня учил: если услышишь «верь мне» – не верь!
– Нет,– помотал головой Кеннет.– Это Рори. Я такого никогда не говорил.
– Говорил! – Но тут Прентис сообразил, что взял слишком капризный тон, и умолк. Он упер тупой конец удочки в днище лодки, сложил руки на груди, наклонился вперед, сгорбился, глядя вдаль.– Черт, у меня депрессняк.
– Не вешай носа,– с фальшивой сердечностью посоветовал Кеннет.– Выпей еще кофейку.
– Да не хочу я кофейку.
– Ладно, будем считать, что ты меня заставил. Я «на потом» приберег, но ты…
Кеннет расстегнул кнопки, полез в глубокий внутренний карман куртки от «Бергхауса», вынул плоскую фляжку и протянул Прентису. Тот покосился и отвел глаза:
– Вряд ли это что-нибудь решит.
Кеннет вздохнул, убрал фляжку, взялся за удочку, смотал леску, забросил снова и опять начал медленно сматывать.
– Прентис, нам всем очень жаль…
Не стало Даррена Уотта. В погожий денек он поехал на мотоцикле в Глазго. Обгонял грузовик на длинном прямом отрезке шоссе в начале Глен-Кинглас, и тут прямо перед ним с Ковал-роуд выехала машина. Даррен счел, что водитель его видит, но водитель лишь голову повернул в его сторону; он и не подумал убедиться, что никто не гонит по левой полосе. На скорости восемьдесят мотоцикл врезался в крыло автомобиля. Даррен, может, и пережил бы падение на асфальт или на поросшую вереском и травой обочину, но он начал уходить вправо, как только увидел выскочившую на магистраль машину, поэтому ударился по касательной и катапультировался через дорогу, на полосу для стоянки грузового автотранспорта. Там расшибся о большую бетонную мусорку и к прибытию «скорой» уже был мертв.
– Дело не только в Даррене,– сказал Прентис,– а во всех… В… дяде Рори, в тете Фионе и… Черт, да во всей истории дело, папа! Ну скажи: люди хоть когда-нибудь ладили между собой? Почему мы вечно рвем друг другу глотки?
– Ну, за Рори я спокоен,– терпеливо произнес Кеннет.
– А с чего бы вдруг? Он же умер. Наверняка умер. Шесть лет ни слуху ни духу. Мы, наверное, можем его официально объявить мертвым.– Прентис пнул удочку.– Отличный повод для поминок. И даже не надо тратиться на гроб и прочее.
– Прентис…– сказал Кеннет.
– Что – Прентис! – взревел Прентис– Ты всегда так уверен, что Рори жив! Что тебе известно? Почему у тебя не бывает сомнений?
– Прентис, успокойся!
– Не успокоюсь! Отец, да ты хоть раз думал о том, что бываешь просто невыносим? Мистер Всезнайка!
Прентис вернулся к прежнему занятию: рассматриванию серого ландшафта. Вода, тучи и мокрые деревья.
– Прентис, я не знаю стопроцентно, что Рори жив, но вполне уверен. В некотором смысле он поддерживает со мной связь. И это все, что я могу сказать.– Поколебавшись, Кеннет добавил: – Я просто не знаю, как объяснить. Сказал бы просто «верь мне», но… Такое впечатление, будто Рори сам это устроил. Не берусь утверждать, что он прав… Но я тебе не лгу.
– Может быть.—Прентис снова посмотрел на Кеннета,– Но ведь ты можешь и просто заблуждаться.
– Я же сказал, что не уверен.
– А как насчет Даррена?
Кеннет растерянно покачал головой:
– А что – Даррен?
– А то! Я не могу поверить, что он просто… взял и исчез. Я не могу поверить, что ничего не осталось, что не будет никакого продолжения. Если не будет, то какой во всем этом урок для нас, оставшихся?
Кеннет отпустил удилище и сложил руки на груди:
– Ты что, думаешь, душа… личность Даррена все еще здесь?
– А почему бы и нет? Он ведь был таким классным парнем. Умница… И просто… просто отличный друг, и вот попадается какой-то мудак, лень ему башкой повертеть – и все, нет больше Даррена… А может, и не мудак, обыкновенный парняга, задумался о чем-то своем, но какая разница…
Прентис спрятал ладони под мышками, наклонился вперед, опустил голову.
– Гадство! Ненавижу себя, когда не могу четко выразить мысль.
– Прентис, я тебе очень сочувствую. Боюсь показаться жестоким, но мир таков. Ум, доброта и все прочее – сиюминутны, в любой момент могут исчезнуть, как огонек свечи под дуновением. Раз – и нет человека. И такое происходит постоянно, во всем мире, прямо сейчас. И случай с Дарреном – может, самый яркий для нас пример несправедливости жизни, несправедливости смерти.