Внутри всех генераторов дыма стояли прожектора, светившие соответственно вниз и вверх; кроме того, Завеса, состоявшая из перемежающихся потоков текущего вниз и бьющего вверх дыма, освещалась с различных направлений целыми батареями лазеров, прожекторов и стробов.

В самом полном варианте она состояла из двадцати четырех элементов, хотя конкретное число варьировалось в зависимости от размеров и формы сцены. Роскошная была штука, но уж очень капризная; устроить все так, чтобы потоки не перемешивались и, скажем, заборные устройства для теплого дыма не засасывали заодно и холодный дым из расположенных рядом генераторов, было очень сложно, отладка Завесы занимала куда больше времени, чем настройка всего акустического и осветительного оборудования, но когда уж она работала, зрелище получалось потрясающее.

Само собой, мы не могли все время загораживать сцену Завесой, как бы там она ни смотрелась; мы установили целую батарею мощных вентиляторов и чего-то вроде малость ослабленных мин направленного действия и потому могли не выключать Завесу, а пробивать в ней огромную дырку, появляться перед залом в мощном, подсвеченном сзади всплеске дыма, звука и света. Кроме того, у нас имелись большие операторские краны, движущиеся платформы и подвесные системы, позволявшие нам неожиданно прорываться через Завесу практически в любом ее месте.

Обкатав программу в привычных условиях – на британских слушателях и без Завесы, мы переправились через «лужу» и начали американскую часть своего мирового турне. После США нам предстояло посетить Южную Америку, Японию, Австралию и даже – впервые в нашей практике – Индию и Нигерию. Далее намечалось возвращение через Европу (Восточную и Западную) и Скандинавию с заключительной серией концертов дома, в Британии.

Незадолго до этого вышел наконец «Найфэдж», [67] работу над которым мы начали еще в 1978 году. Мы записывали этот чисто инструментальный, кошмарно дорогой в производстве и непредвиденно длинный (намечался одиночным, а вышел двойным) альбом в течение двух лет, а затем убили еще год на его микширование. После таких заморочек работа над «And So The Spell Is Ended», [68] выпущенным в конце 1979 года, казалась простой и быстрой, хотя этот альбом и был самым сложным музыкально и самым расточительным по студийному времени из всего, что мы когда-нибудь записывали, не считая «Найфэдж».

Даже песни из «Все кончилось» начали казаться мне слишком искусственными; некоторые треки из этого альбома заняли у нас больше времени, чем весь «Жидкий лед». Мы становились излишне придирчивыми, исхищренная филигрань звукооператорской работы, умноженная на беспредельные возможности микширования, заслоняла от нас самое музыку. Зачинщиком был Уэс с его вечным стремлением к недостижимому совершенству, но вскоре это поветрие коснулось и всех остальных. В нас появилось что-то такое… ну, не знаю. Пресыщенность, даже упадничество.

Оглядываясь назад, я удивляюсь, что это не случилось с нами много раньше, ведь мы и с самого начала не то чтобы очень рвались угождать вкусам улицы.

«And So The Spell Is Ended» стал платиновым буквально в наносекунду, он продавался лучше всего, сделанного нами прежде. Это был скованный, лишенный свободного дыхания, перепродюсированный альбом, собрание хромых, на костылях ковыляющих песен, и все же он продавался. Неделю за неделей он занимал первую строчку в американских чартах, некоторые магазины продавали его с ограничениями, чуть ли не по штуке в руки, в некоторых городах им торговали прямо с грузовиков. Я предложил выпустить для удовольствия воинствующих фундаменталистов специальное легковоспламеняющееся издание – запрессовать, к примеру, и в конверт, и в винил какую-нибудь пиротехнику, но это разумное, человеколюбивое начинание было грубо отвергнуто фирмой «Эй-ар-си», каковую к этому времени возглавлял не кто иной, как Рик Тамбер.

На этот раз очередь получать в Нью-Йорке платиновый альбом была моя. На церемонии вручения я сильно надрался и малость опозорился. Мне казалось, что я тогда же и потерял эту дурацкую штуку, но пару лет назад, уже тут, в церкви, она обнаружилась при разборке какого-то ящика со старым барахлом. Я извлек пластинку из стеклянного футляра и поставил ее на проигрыватель, чисто для смеха.

И услышал оркестр Джеймса Ласта.

Господи, у нас и лейблы-то разные.

Хотите все это в сжатом виде?

П-ф-ф. Кап-кап-кап. Щелк. И-и-и. Бух, плюх. Д-з-з-т. Би-и-и-ип.

Б-и-и-ип – это когда Дейви умирал. Дейви умер. Произошло это следующим образом.

Мы выступали в Бостоне, Нью-Йорке, Филадельфии, Вашингтоне и Атланте, и все шло великолепно; билеты разлетались за час-другой, публика стояла на ушах, и даже фундаменталисты почти оставили нас своими заботами, отчасти, возможно, потому, что Дейв с Кристиной снова сошлись и вслух объявили о своем намерении пожениться, создать семью. Кроме того, появилось несколько эксклюзивных, богато иллюстрированных статей о стабильной, образцово буржуазной семейной жизни Микки Уотсона. Для пущей безопасности Большой Сэм озаботился, чтобы меня надежно оградили от всех интервьюеров, и распустил слух, что в тот раз я просто оттягивался, рассказывал юной, малоопытной журналистке всяческие страсти, а она, дура, и поверила. В результате всего этого шобла «морального большинства» и ребята, считающие, что Вселенной шесть с чем-то там тысяч лет, малость от нас подотстали.

И все равно мы наняли для Атланты довольно серьезную охрану, так, по сути, и не потребовавшуюся; в тот раз герои с Библией в левой руке и топором в правой никак себя не проявили. И в Майами, там охрана была ничуть не слабее, хотя мы и знали, что это, в общем-то, лишнее, – Флорида, конечно же, юг, но совсем не тот юг.

Наша техника добралась в Майами с опозданием, один грузовик попал на шоссе в аварию. Ничего особо серьезного, однако местный шериф задержал водителя и его груз для выяснения обстоятельств. Мы-то сами арендовали для американской части гастролей «Боинг-737» (разукрашенный, конечно же, золотом) и прибыли на место с большим запасом времени, однако из-за этой задержки рабочим пришлось устанавливать оборудование в нервной, несколько хаотичной обстановке.