«Стало очевидностью, что никто во всем свете

обо мне не заботится: ни под землей, ни на земле,

ни над землей; я погибал от равнодушия небес,

которое глаголило: он гибнет, да будет так.»

(Франц Кафка, «Исследование одной собаки»)

Понимаю. Никто не любит, когда из-за сущего пустяка трясёт словно маразматика; впрочем, не важно из-за чего тебе плохо, главное, что плохо. К примеру, у меня под рукой находится история студента-медика, который страдал приступами неукротимой рвоты. Приступы наступали раз в три-четыре месяца и длились порядка двадцати часов. Парня рвало без остановки: когда содержимое желудка заканчивалось, его крючило в конвульсиях, пока изо рта не выходила желчь в виде зеленоватой пены или вода, которую он пил из-за жажды.

Разумеется, уснуть он не мог; рвотные позывы напоминали о себе каждые двадцать минут и – (удивительно, но) – не прекращались даже после «литички», смеси из анальгина, димедрола и папаверина. Спустя какое-то время студент перестал вызывать скорую и переживал приступ в одиночку, на карачках в ванной, под звуки бьющейся струи из-под крана. Сперва подозревали панкреатит, потом гепатит, отравление, холецистит, язву, рак, лимфому, несварение, грыжу, гастрит, колит, эзофагит, пока фантазия не кончилась, как и желание. Но анализы были идеальными.

Любопытно, но в итоге всё прошло само собой, как только студент закончил медицинский. «Лол, что?» Приступы просто прекратились. Никаких таблеток, никаких диет. Оставалось сделать простой вывод: причиной послужил хронический стресс. Если еще неясно, тот студент – я. Медицинский не был единственным рычагом стресса, скорее, финальным. Первым же было изнасилование, когда мне исполнилось пять. Сначала я не рассказывал об этом родителям, потому что не хотел, чтобы меня ругали, а потом – потому что не хотел их расстраивать.

Так, до двадцати трех лет я жил зажатым юношей в компании со стрессами, которые сменяли друг друга, как солдаты на карауле: изнасилование, переезды, девяностые, школа, дерьмовые друзья, а потом еще и мед, который стал последней каплей в уже до краев заполненной – идиотскими попытками сохранить видимое спокойствие – чаше. «Смотрите, я нормальный», – говорю я и думаю, как бы не обделаться в штаны, потому что каждое утро меня пучило от одной только мысли о школе. Если я и улыбался, то только с закрытым ртом. Всё потому, что однажды к нам пришел мужчина, чтобы сделать снимки в военных фуражках.

«Не стесняйся! Улыбнись же», – сказал он мне. Я широко улыбнулся. «Нет, верни как было». Комплекс улыбки преследовал еще долго, – «спасибо, мужик». Стрессов было достаточно, но сейчас я смотрю на них как на даты в истории, без каких-либо эмоций. Людям ничего не стоит обидеть тебя, обмануть и использовать, но со временем – если захочешь – ты достигнешь такого состояния, при котором будешь адекватно реагировать на любые стрессы. Сейчас даже на пережитое изнасилование я смотрю как на всего-то разбитый стакан, это просто произошло.

Конечно, в детстве мне часто снились кошмары, – приходилось выдумать дебильные истории, чтобы не рассказывать, что снилось на самом деле, – но однажды я вдруг подумал: «Чем плохие дни отличаются от плохих снов?» Я часто представлял, как встречу его и буду бить лицо так долго и сильно, пока оно не превратится в кашу из крови и костей. В каждом втором прохожем я узнавал его густые брови и черные, как ночь, глаза. Люди, которые перенесли нечто подобное, наверняка знают это чувство.

Думаю, он был несовершеннолетним, лет шестнадцати, но я узнавал его во всех: в детях, в подростках, в мужчинах. Затем мы переехали в другой город. Родители считали, что я плачу из-за друзей, но я плакал из-за того, что не смогу его найти и отомстить, я словно не знал о своем возрасте, ненависть была много старше меня. Тем не менее, через какое-то время я смог отпустить это чувство, фантазируя, что это был просто кошмар, который закончился.

На память о том дне на ноге у меня осталась болячка, которую врачи называют нейродермитом. Она появилось примерно в течение года после изнасилования; видимо, организм нашел свой способ бороться со стрессом, потому что чесать эту штуку было неописуемо приятно. Вылечить ее не удавалось, но и больше она не становилась. Примерно в то же время, как прекратились приступы рвоты, перестал зудеть и нейродермит; след остался, но, скорее, как шрам. Тогда до меня и дошло, насколько расшатана была нервная система. Именно с тех пор для всех знакомых я стал человеком «тебя не узнать».

Первым делом я отказался работать врачом. «Ты дурак?»; «ты в своем уме?»; «ты столько учился». О, да. Я просто кретин, но впервые мне стало плевать, что говорят другие. Независимо от того, нервничаешь ли перед экзаменом, расстраиваешься из-за отношений или проблем на работе – любой стресс напрямую влияет на здоровье. И большинство переживаний происходят от того, что ожидания не соответствуют реальности. Ты покупаешь машину и воображаешь, как едешь с друзьями в тур по Европе, а на деле получаешь массу проблем с парковкой, техническим обслуживанием и неадекватными водителями на дороге.