– Почему даже самые умные, состоявшиеся мужчины, придя с работы, превращаются в существ, не способных ничего сделать? – осведомилась Рина. – Никифор открывал холодильник, вытаскивал батон колбасы… Я его останавливала: «Милый! Лучше поешь по-человечески. Суп, второе, чай с пирогом». Супруг оборачивался, на его лице появлялась улыбка: «Дорогая, у нас есть суп? Где он?» Можно подумать, что я годами не готовила еду, а потом вдруг один раз в жизни отварила курицу, поэтому Никифор сейчас изумлен до крайности! И в каком месте может находиться кастрюля? В холодильнике, конечно! По какой причине супруг никогда не видел трехлитровый горшок ярко-красного цвета на полке? Мне неведомо. Но упомянутая сцена с колбасой повторялась каждый вечер. Один раз у меня выдался трудный день, я устала, потеряла самообладание и на очередное: «Где суп?» – ответила: «В прихожей, в подставке для ботинок». Никифор заулыбался, отправился в холл, открыл шкаф…

– Ну, я бы так не поступил, – вздохнул Иван, – папа должен был попросить: «Подогрей мне супчик», а не выяснять, где он находится.

С этими словами муж подошел ко мне и начал гладить Мози по голове, потом втянул в себя воздух.

– Пахнет чем-то таким… хорошо знакомым. Таня, ты ладони лекарством измазала. Между пальцами коричневые пятна.

– Лекарство вытекло, – вздохнула я и поставила бульдожку на пол. – Думаю, это не страшно, я щедро намазала уши собаки и…

Рина приблизилась к нам, наклонилась над Мозесом, потом провела ладонью по его ушам и лизнула лекарство, которое попало ей на пальцы.

– Что ты делаешь? – испугалась я. – Препарат не для внутреннего употребления. На нем написано большими буквами: «Наружное».

Ирина Леонидовна быстрым шагом подошла к «острову» и схватила пузырек, из которого я накапала Мози в уши.

– Ага. Танюш! Ты считаешь, что сей препарат нельзя пить?

– Конечно, нет! – воскликнула я.

– Но здесь нигде нет ни слова о том, что им надо обмазываться, – продолжала свекровь.

Потом она посмотрела на строй флаконов и бутылочек, взяла крайний пузырек и прочитала:

– «Средство для ушей. Наружное. Не употреблять внутрь». Танюша, ты перепутала, взяла вовсе не капли для Мози.

Я похолодела:

– Ужас! Чем же я намазала бульдожку?

– Шоколадным соусом для мороженого, – заявила Рина и расхохоталась.

– Так вот почему Роки проявил беспредельную любовь к брату и принялся его вылизывать, – осенило Бровкину.

Рина схватила бульдожку.

– Дорогой, мы сейчас опять протрем тебе уши. Какой хлоргексидин брать?

– Один процент, – уверенно ответил Иван Никифорович.

– Ноль, ноль, пять, – почти одновременно с ним произнесла Надежда.

– Два, – возразила я.

Рина схватила инструкцию.

– Таня права! Ваня, повторяем! Танюша, смотри не перепутай бутылочки.

– Честное слово, я не виновата, – начала я оправдываться. – Странно, что кому-то в голову пришло выпустить соус в белой пластиковой таре. Обычно все, что связано со сладким, наливают в разноцветную упаковку.

– На самом деле ты ни при чем, – тут же принялась защищать меня Ирина Леонидовна. – На бутылке нет ни слова, только на ее дне приклеена бумажка розово-коричневого цвета, на ней и сообщается про соус к мороженому. Просто странно. Небось не только ты решила, что в таре лекарство. Виноваты те, кто разливает жидкий шоколад в такие упаковки.

– Ну… на подливке для пломбира была яркая бумажка, – забубнила Надежда, – розово-коричнево-зеленая с рисунком: вазочка, а в ней разноцветные шарики, но я ее отодрала.

Мы с Риной одновременно задали вопрос:

– Зачем?

– Эта обертка резала глаза, оскорбляла мое чувство прекрасного, – поморщилась Бровкина, – вот я и избавилась от нее.

– Хватит болтать о ерунде, – спохватилась свекровь, которая стояла за «островом» напротив меня. – Танюша, обрати внимание, я ставлю капли слева от подставки с ножами.

– Слева от подставки с ножами, – повторила я, – отлично.

– Начали, – засуетилась Рина, – Ваня, диски! Намочи! Три уши! Только не свои, а Мозины.

– Спасибо за уточнение, – прокряхтел муж, наклоняясь над собакой, – но я уж не такой идиот, чтобы протирать свои уши.

Иван выпрямился.

– Таня! Вперед, – скомандовала Ирина Леонидовна, – сосредоточься. Слева от подставки для ножей! Слева!

Я повернулась к «острову», увидела черную коробку, из которой торчали ручки резаков. Она находилась между двумя почти идентичными белыми бутылочками.

– Слева от подставки? – на всякий случай уточнила я.

– Да, верно, – зашипела Рина, – ускорься! Мози вырывается.

– Пару секунд, и в его ушах будет лекарство! – обнадежила я мать Ивана.

Потом схватила бутылочку и села около бульдожки. Мози оживился и начал облизываться.

– Ну, нет, дорогой, – пробормотала я, нажимая на мягкие стенки упаковки, – второй раз тебе не повезет. Никакого шоколада в ушах не окажется.

– Танюша, ты опять льешь на собаку соус для мороженого! – воскликнул Иван.