Шрифт:
– Да, да. Ты все сделала правильно. Очень правильно. Я тебя хочу спросить, Галя... Вдруг ты... тебе захочется домой вернуться?
Галина подняла на него темные глаза. Глубоко вздохнув, заговорила:
– Как же я могу вернуться, когда мне хочется на тебя все время смотреть и смотреть, слышать, как ты говоришь и как ты сердишься! Я знаю, что ты любишь меня. Но я боюсь, что нам с тобой не дадут жить. Прежде, когда я не знала тебя, я много пела и смеялась. А теперь я перестала смеяться, пою только потихоньку и все время о тебе думаю. Я все думаю и думаю о том, что... Как же я могу вернуться! Да и некуда мне теперь возвращаться.
Взволнованный Костя перебирал в своих руках ее горячие пальцы и сжимал их все крепче и крепче.
– Ты еще не знаешь, как я тебя люблю. Но ты узнаешь, Галя, узнаешь! Мне невозможно тебя потерять, невозможно.
В комнате было тихо. Костя чувствовал, что может пересчитать удары своего сердца.
– Мы сегодня же отсюда уедем.
– Куда?
– Сначала поедем в Гродно...
– А как мы поедем...
– Галина растерянно посмотрела на свои босые ноги и смущенно одернула платье.
– Как же мы поедем, когда у меня одни деревянные башмаки да старое, как тряпка, платье.
– Стоит ли об этом говорить! Башмаки, платье - все будет. Мы с тобой немножко побудем в Гродно, а потом поедем дальше.
Костя уже видел перед собой Крымские горы, синее море, сизые гроздья винограда.
– А куда мы поедем дальше?
– спрашивала Галина.
– О-о, Галочка! Мы поедем к Черному морю! Ты знаешь, есть такое море, все его зовут почему-то Черным, по оно бывает то голубое, то зеленое. Мы заедем в Москву. Ты же мечтала побывать в Москве и увидеть Кремль!
– Неужели это правда, Костя?
– Это так же верно, как то, что я сейчас вижу тебя.
– И нам никто не помешает?
– А кто нам может помешать поехать в Москву? Никто.
Глаза девушки вспыхнули и осветились теплой улыбкой. Она высвободила руки, смущенно и робко обняла его сильные плечи. Закрыв глаза, тихо спросила:
– Ты будешь моим мужем, да?
Костя не дал ей договорить и поцеловал в горячие полуоткрытые губы. И они обо всем на свете забыли... Им не нужно было в эту минуту ни свадебной пирушки, ни счастливых пожеланий, ни новых башмаков. Они оторвались друг от друга только тогда, когда в передней скрипнула дверь и от грубого окающего мужского голоса, казалось, задрожала тонкая тесовая перегородка.
– Где он, этот беглец?
– прогремел голос.
– А-а! Зиновий Владимирович! Здравствуйте! Здесь. Все здесь, ответила Клавдия Федоровна.
– Вы уж только не пугайте их, Зиновий Владимирович. От вашего голоса можно сбежать из дому.
Кудеяров выпустил руки Галины и быстро вскочил.
– Кто это, Костя?
– испуганно спросила Галина.
– Мой начальник. Ничего, ничего, не волнуйся. Вот же притащился. Он всегда так. Где нужно и не нужно лезет со своим длинным носом.
Кудеяров хоть и уважал своего начальника, но не любил его и боялся. Мельком взглянув в зеркало, он начал поправлять съехавшую с плеча портупею.
Вошла Клавдия Федоровна.
– Ну как, голубчики мои, наговорились?
– ласково посматривая на смутившихся молодых людей, проговорила она и, порывшись в комоде, вытащила чистое полотенце.
– Вы сейчас умойтесь, освежитесь. Майор Рубцов к нам приехал. Все будет отлично!
– И, перейдя на шепот, добавила: - Уж я его, толстяка, на подарок выставлю...
– Его-то каким сюда ветром занесло?
– спросил Костя, совсем не разделяя ее веселости.
– Зачем он-то здесь появился?
– Как зачем? Вот тебе раз! На свадьбу приехал.
Кудеяров и не подозревал, какой перед этим состоялся разговор у спрутов Шариповых.
...
– Хозяйничаешь, Клавочка?
– войдя в кухню, где Клавдия Федоровна протирала посуду, спросил Шарипов.
– Надо, Сашенька, надо. Все чтобы было по-настоящему. Свадьба эта особенная.
– Да, конечно... Все это очень интересно...
– поглаживая свою бритую голову, неопределенно проговорил Шарипов.
– А где дети?
– Дети с Александрой Григорьевной, во дворе. Ты чего, Саша, такой? пытливо посматривая на озабоченного мужа, спросила Клавдия Федоровна.
– Ничего, так. Ну, как там молодежь-то, успокоилась?
– Чудесная пара! Им теперь скорее с глаз долой. А ты отчего не в своей тарелке? Что-нибудь случилось?
– Ничего особенного.
– А что не особенное? Ты можешь мне сказать?
– Пока не могу. Я вот насчет этой свадьбы, Клава. Как-то себя неловко чувствую.
– Ничего. Все получится очень хорошо. Ты будешь посаженым отцом.
– Нет уж, уволь, милая! Я этих порядков не знаю, да и некогда мне. Посидеть, конечно, немножко посижу, лошадей могу запрячь... И в добрый путь!