Осенний театр
вернуться

Кушнер Александр Семенович
Шрифт:

Редактор Лариса Спиридонова

Художественный редактор Валерий Калныньш

Корректор Елена Плёнкина

Верстка Светлана Спиридонова

Таинственный смысл бытия

«Таинственный смысл бытия…»

Таинственный смысл бытияМеня на мгновенье пронзит,И тут же почувствую я,Что мной он, счастливый, забыт.И, как ни старайся, вернутьЕго и присвоить нельзя:Закрыт к нему наглухо путь,Дорога, тропинка, стезя.В какую просунуться щель,Завесу убрать и туман,Ни куст не подскажет, ни ель,Тем более – стол и диван.Ни просьба, ни клятва, ни лестьЕго не смягчат: произволИ прихоть… И все-таки есть –И в сердце меня уколол!

«Блик на полу обманывал…»

Блик на полу обманывал,Дышал, как мотылек,Округлый и опаловый,Сойти за брошку мог.Серебряную ложечку,Рисунок и печать,Хотелось эту блесточкуНащупать и поднять.С каким великим авторомИмеем дело мы,Сравненья и метафорыДающим нам взаймы,Слепящие подобия,Вложив свой вещий дарВ учебные пособияПо постиженью чар.

«Люстру зажег – и она, оставаясь…»

Люстру зажег – и она, оставаясьВ комнате, вышла еще за окноМне в назидание, или на зависть,Или на радость мою – все равно.И притворилась огромной луною,К дереву в темном прижавшись окне,Жизнью меня соблазняя двойноюИ обещая такую же мне.Я, к своему удивленью, поверилЕй на мгновенье – и понял, смущен,Как это просто – в окне ли, за дверьюНас обольстить или где-то еще.

«У меня под рукой становились стихами…»

У меня под рукой становились стихамиИ вино, и вода, и гора с облаками,Подражавшими в плотности этой горе,И Афины с забытыми ими богами,И запущенный клен в петербургском дворе.У меня под рукой тишина оживала,Как волшебная флейта, – ни много ни мало!У меня под рукой серебрилась сирень,И привычная комната приобреталаБлеск дворцовый, особенно в солнечный день.И любовь с ее счастьем и горечью тоже,И Нева с неотрывно глядящим прохожимНа волненье ее, – заслужил я покой,И живая строка, ни на чью не похожа,Возникала в стихах у меня под рукой.

Осенний театр

Осенний театр – это лучший на светеТеатр, я люблю декорации эти,Трагедию ивы и клена люблю,И тополь как будто играет в «Макбете»,И дубу сочувствую, как королю.И ярко, и горько, и пышно, и сыро.В саду замечательно ставят Шекспира.С каким замедлением падает лист,Как будто вобрал в себя боль всего мира,И я на дорожке стою, как статист.Английский театр приезжал на гастроли,Давно это было, работал я в школе,Волненье свое не забыл до сих пор.Но сад, что ни год, те же самые ролиИграет не хуже, великий актер!И каждую осень печальное чувство,Счастливое чувство большого искусства,Меня посещает в преддверье зимы.Да, холодно будет, и снежно, и пусто,Но дивное зрелище видели мы!

«“Плевать на жизнь”, – шотландская принцесса…»

«Плевать на жизнь», – шотландская принцессаСказала, умирая в девятнадцатьЛет, – что ей смерти плотная завеса,Готовая упасть и не подняться,И что ей море в пасмурных барашках,И что ей лес еловый и охота?Ее душа – не наша замарашка,А точный слепок с птичьего полета!А может быть, в ее СредневековьеДругая жизнь за гробом проступала,Как тот ларец за шторкой, в изголовье,В котором драгоценности держала?Или в ней было что-то от повесыИ мудреца, философа-гуляки,Каких Шекспир вставлял частенько в пьесыИ убивал в пылу кинжальной драки?

Трепещет, вздымается, ерзает, блещет…

О вещая душа моя!..

Ф. Тютчев
Трепещет, вздымается, ерзает, блещет,Волнуется, дышит, мерцает, сквозит,Вздыхает, – о ком ты, о чем ты? О вещейДуше, о листве, о волне, – без обидТут не обошлось, без надежды и дрожи,Без страха и трепета, – да, о душе,Листве и волне – посмотри, мы похожиИ были волной и листвою уже.Нас тоже к плотине сносило, к запрудеТеченьем, и маялись мы под грозой,А если мы не были ими, то будем,Ручаемся сердцем, клянемся слезой,Завешены тьмою и залиты светом,И светом наш гибельный мрак возмещен,И разве Овидий писал не об этом?Об этом, об этом, о чем же еще?

«Душе-то что, душа не мерзнет, не скудеет…»

Душе-то что, душа не мерзнет, не скудеет,Не надо ей носить ни шапку, ни пальто,Она в других краях опять помолодеет,Ее там не смутит, не огорчит ничто.Душе-то что, она, наверное, крылата,Завидует уже не птицам, птицы – ей.Как Гоголь ездил в Рим, она спешит куда-то,Где, может быть, еще светлее и теплей.Какие там дворцы, соборы, пропилеи,А улочки – таких и в Барселоне нет.И с нею, может быть, беседует в аллееЛюбимый ею здесь задумчивый поэт.До горестей земных теперь ей нету дела,На дольний мир смотреть ей незачем с высот.Но, может быть, она нет-нет и вспомнит тело,Лежащее в земле, и по нему всплакнет.