Emmanuil Roy van Erve
Я люблю тебя
– Есть только два пути, - сказал Он, проводив взглядом электричку, которая, грохоча и подвывая, укатила куда-то на юг.
– Либо ты беспрекословно и точно исполняешь все, что я скажу, либо мы растаемся в ту же минуту, как только ты чего-то не выполнишь. Обратный поезд будет через два часа.
– Я люблю тебя, - сказала Она, преданно глядя ему в глаза.
– А я люблю, когда меня слушаются.
– Я буду слушаться, - пообещала Она и замерла, ожидая приказаний.
– Хорошо. Сними белье и обувь, - сказал Он.
– Платье можешь пока оставить.
Они стояли на платформе, и хотя вокруг никого не было, мимо в любую минуту мог промчаться поезд - товарный или пассажирский. А Ее белое платье казалось прозрачным, и загорелое тело явственно просвечивало сквозь тонкую ткань.
Нерешительным жестом Она расстегнула лифчик и вытянула его из-под платья. Теперь сквозь ткань просвечивали незагорелые груди с небольшими ыпуклыми сосками, словно специально подобранными под цвет ненакрашенных губ.
Трусики Она снимала медленнее, потому что знала - темный треугольник волос на венерином холме тоже будет просвечивать.
Потом Она сняла босоножки и с некоторой опаской ступила босыми ногами на нагретый шершавый асфальт платформы.
– Свяжи все вместе и забрось вон туда, в крапиву, - приказал Он, махнув рукой в сторону крапивных зарослей у подножия платформы.
– А как я потом их достану?
– удивленно спросила Она.
– Ты обещала слушаться, - напомнил Он.
Она, более не возражая, связала трусиками и лифчиком обе босоножки и хотела кинуть так, чтобы они упали на самый край зарослей. Но Он сурово сказал: "Бросай в самую середину", - и Ей пришлось повиноваться.
По платформе Она шла так, как ходят все, кто не привык гулять босиком по асфальту. Но на грунтовой дороге, а потом на тропинке, куда они свернули, шаг Ее сделался увереннее.
Ей даже показалось, что Он любуется Ее походкой.
Вдруг Он остановил Ее посреди леса и сказал:
– А теперь сними платье и повесь его на дерево.
На этот раз Она сначала выполнила половину приказа - сняла платье и только потом спросила:
– А его никто не возьмет?
– Если возьмет - значит, такова судьба.
Дальше Она шла по тропинке нагая и только один раз оглянулась на оставленное платье, которое висело на дереве и издали напоминало труп повешенного.
Платье давно скрылось из виду, когда лес сменился лугом. Когда-то здесь было поле, но его давно забросили, и оно заросло травой.
Посреди поля возвышалась высокая береза.
– Беги к ней и обними ствол, - сказал Он, и она послушно побежала, даже не глядя под ноги, хотя под высокой травой могло таиться что угодно.
Бегущая нагая женщина - зрелище удивительное, и Он пожалел, что не заставил бежать Ее раньше. А здесь расстояние было слишком невелико и наслаждение длилось недолго. Она домчалась до березы в несколько секунд и обняла ее так, словно это был любимый мужчина.
Любимый мужчина подошел следом, сбросил с плеч рюкзак и достал оттуда веревку. Этой веревкой он связал руки, обнявшие ствол.
– Будет больно?
– спросила Она, следя за тем, как Он извлекает из рюкзака плеть.
– Если ты любишь меня, ты должна полюбить боль, - ответил Он и резко ударил плетью по стволу березы.
– Я люблю тебя, - сказала Она, и тогда первый удар обрушился на Ее спину.
Вскрикнув, Она дернулась назад, но связанные руки крепко обвивали ствол, и береза не отпустила Ее от себя.
Она одновременно ощутила боль в спине и в связанных кистях, но одновременно груди Ее скользнули по березовой коре - так, словно кто-то провел по ним мозолистой рукой. И все это вместе заставило Ее всрикнуть уже не от боли, а от наслаждения.
В этот момент на спину Ее обрушился новый удар, и все повторилось.
С каждым ударом наслаждение становилось все сильнее - словно часть его не прорывалась сразу, а накапливалась до следующего взрыва боли.
Она терлась о ствол так, словно это было тело мужчины. Она кричала, и крик этот прерывался только учащенным дыханием - таким, какое бывает только при бурном оргазме. Она билась в оргазме, причиняя нестерпимую боль связанным рукам, а Он продолжал стегать ее плетью в такт крикам, частым, как тук колес поезда.
Она не помнила, как Он отвязал Ее от березы и положил на траву. Она очнулась, только когда предмет Его гордости вонзился глубоко в Ее тело и заставил вскрикнуть от новой боли и почти мгновенно погрузиться в безумие нового оргазма.
Когда источник наслаждения иссяк, Он приказал Ей прикоснуться к нему губами, и живительная сила Ее поцелуев снова вернула предмет гордости к жизни.
Она стояла на коленях перед мужчиной, поднявшимся во весь рост, и губы Ее не прекращали поступательного движения, то пропуская предмет Его гордости куда-то вглубь, во владения горячего влажного языка. А он, усилием воли сдерживая поток оплодотворяющей влаги, прерывающимся голосом говорил: