– Его нет, его нигде нет! Нигде нет! – повторяла она, как заведенная.

Щукин тихо выругался, взглянул на стоящего рядом старшего сына Кольку и спросил коротко:

– Как так?!

– Мы под утро проснулись из-за криков с улицы, люди чего-то шумели, – забормотал Колька, весь белый от страха, – похоже, боялся гнева отца. – Мамка пошла посмотреть, что стряслось, и я за ней – не отпускать же одну, мало ли чего… Там Нюрка бегала, орала, что баба Дуся исчезла. А потом вода появилась. Люди из домов повыходили, стали смотреть, что за вода, откуда… Потом Нюрку еще пытались поймать, но она все равно убежала. Когда мы с мамкой домой пришли, Лешки уже не было. Весь дом обсмотрели, а потом пошли на улицу искать. Вокруг села на два раза обошли, звали его, а он не откликается… Ой! – Мальчишка схватился за щеку в том месте, где ее обожгла отцовская оплеуха.

– Не бей! – Нина с умоляющим видом вцепилась в руки мужа. – Это я, я виновата! Дверь не заперла! А он же лунатик у нас, я тебе не говорила – расстраивать не хотела. Почти каждую ночь по дому бродит наш Лешенька! Все к окошку подойдет, смотрит, улыбается, бормочет что-то. Будто видит кого-то во тьме. Вот, знала о том и не уберегла! Убей меня, дуру непутевую!

– Сына пошли искать. Потом убью, – процедил сквозь зубы Щукин и, оттолкнув жену, бросился вдоль по улице к окраине села. Жена побежала следом.

Колька хотел пойти за родителями, но, едва сделав шаг, остановился, услышав слова стоящего истуканом Звонаря:

– Воет… Опять воет!

Из-за околицы по-прежнему доносились горестные заунывные причитания.

– То Нюрка бабку ищет, – кивнул Колька. – Говорят ей, иди домой, а она не слушает, убегает. Мне за ней бегать некогда. У нас Лешка пропал. Не видел Лешку?

Звонарь задумчиво возвел взгляд к небу, помолчал и вдруг выдал невпопад:

– А куда колокол делся?

– Дядь Юр, ну ты что?! Какой колокол?! Тут такое творится… Баб Дуся исчезла, Лешка пропал, да еще наводнение это неизвестно чем кончится! Подумаешь, колокол! Найдется, куда он денется!

– Нет! – Звонарь вдруг отрицательно замотал головой и зажмурился, выдавив из-под век две крошечные слезинки. – Нет! Колокол исчез, а значит, жди беды! В наших местах нельзя без колокольного звона, никак нельзя!

– Дядь Юр, тебе, наверное, отдохнуть надо. Пошли, я тебя в дом отведу. – Колька потянул Звонаря за руку, и тот неожиданно повиновался, как дрессированный зверь.

Вода медленно переливалась через порог, и посреди сеней уже образовалась огромная лужа. Звонарь затормозил перед ней и уставился, как на нечто сверхъестественное, будто не вышел только что из затопленного по самое крыльцо двора.

– Во-он чего… Видишь, начинается! – медленно произнес он, тыча пальцем в направлении лужи.

– Ну ладно, первый раз, что ли, топит! – Колька подтолкнул соседа к входной двери. – Иди, дядь Юр, а то мне бежать надо, братишку разыскивать. Чего переживать-то? Подумаешь, половики намочит! Вот к обеду солнце припечет – вода и отступит. Не к обеду, так к вечеру. Ну, в худшем случае, к утру. А ты, на всякий случай, на чердак полезай, там тебе спокойнее будет.

Монотонный Колькин голос убаюкивал, и Звонарь вдруг понял, что нестерпимо хочет спать. По настоянию мальчишки он поднялся на чердак, не особо раздумывая, зачем. Колька сразу куда-то исчез, но Звонарь решил, что это и к лучшему, потому что сил беседовать у него не было. Вообще ни на что не было сил. Рухнув на старый пыльный сундук, он вдруг подумал, что надо бы закрыть чердачное окошко (в него неприятно задувал холодный ветер с запахом сырой рыбы), но не смог встать и пару минут лежал, обозревая видневшуюся в проеме затопленную камышовую степь. Свинцового цвета вода почти сливалась с небом, отличаясь лишь торчащими повсюду клочками желтых стеблей. «То ли опоздал я, то ли поспешил», – прошептал Звонарь и провалился в беспросветное забытье без сновидений.

А когда проснулся, в чердачном окошке было черным-черно, и он не сразу понял, где находится. К головной боли добавилась ломота в костях от долгого лежания на деревянном ящике, конечности занемели, и тело плохо слушалось, поэтому, попытавшись подняться, Звонарь мешком осел на пол. Посидел немного, прислонившись спиной к сундуку и пытаясь припомнить последние события. Но собраться с мыслями помешали звуки, донесшиеся снаружи, с улицы: в глухой тишине отчетливо раздавалось чавканье грязи под чьими-то ногами и приглушенные голоса.

Незадолго до того, как Звонарь проснулся на чердаке своего дома, неподалеку от этого места в гуще камышовых зарослей постепенно приходила в себя только что выловленная из болота старуха. Молодая девушка, сидя рядом, ласково поглаживала ее морщинистое лицо, убирая прилипшие к коже седые пряди.

Взгляду Бориса открылись неприглядные щучьи черты спасенной: широкий рот с сильно выступающей вперед толстой нижней губой, длинный плоский нос, заканчивающийся прямо у рта, круглые, выпуклые как у рыбы, глаза. Женщина заговорила, и в темной прорези между губами блеснули мелкие острые зубки, усилив ее сходство с хищной рыбой:

– Выручил ты меня, добрый человек! От смерти спас!

– Как же это с вами случилось? – спросил он, гадая, что заставило пожилую женщину и ее внучку оказаться ночью в таком глухом заболоченном месте.

– Злые люди сгубить меня задумали, но высшие силы тебя на подмогу прислали. – От такого ответа Бориса бросило в дрожь. «Убийство?!» – недоверчиво покосившись на старуху, он переспросил:

– Зачем же кому-то вас губить?!

– Спрашиваешь! – Она затряслась в беззвучном смехе, и рот ее растянулся едва ли не до ушей, обнажая два ряда желтых зубов, смахивающих на крошечные наконечники копий. – Люди в своих бедах всегда виноватого найдут!