Волов вскоре приходит к столу. Маша-хозяйка силком садит его все же рядом с собой.

– У нее свой молдаванин есть, - смеется.
– А мне что?
– Закусывает она с большим аппетитом.
– Мне бы разговору не было! Я и щас бы, будь такой, к примеру, у меня жених, - толкает под бок Волова, - в лес бы его не пустила... Деньги? Что деньги? Это когда их нету, неудобно.

– Я те скажу, Маша! Генка-водовоз на что тюлень тюленем! А как рассуждает? Взять хотит бабу с деньгами. И, гляди, найдет. А там-то, на Большой земле, грит, устроюся на водную станцию в каком городе... А летом лодки отпускать, кто захочет покататься!

– А у нас - что? Не скука, да?
– спрашивает Андрюха, прокрутивший только что пластинку о клене опавшем.
– У нас!.. Эх!.. Мама моя виноград сажает, а помидоры - свои! А работа тоже восемь часов и два выходных.

– Так ты, может, опять лыжи туда востришь?
– набрасывается на него Валька-молочница.

– Я к примеру...

– И помолчи, как к примеру! Дай людям поговорить!

– Да ниче у вас с ним не выйдет!
– простодушно сказал Андрюха.
– С этим делом ничего, говорю, не выйдет!

– С чем это?
– нагнув по-бычьи шею, весь покраснел Волов.

– Как в старое время покупают тебя!
– простодушно сообщил Андрюха.

Волов встал, одернул гимнастерку.

Валька-молочница превратила все в шутку:

– Такого-то иначе, как захватишь?

И забегала вокруг:

– Да что тут обижаться-то? Вон, гляди, и мальчишка прикипел! И девки смирнее стали! И вон Таня даже всем рассказывает, как ты с мальчонкой-то... И по физкультуре, и уроки стал готовить лучше, и меньше хулиганит...

Маша-хозяйка потупилась, перебивая Вальку-молочницу:

– Братишку, скажем, твоего, Алексан Тимофеич... Мы ему подмогу устроить завсегда можем... Я что говорю?
– Она оглянулась, как бы ища поддержки.
– С деньгами!.. Хи, ты милая моя! С деньгами-то и теперь мы всех плясать перед собой заставим... Нам не надо, чтобы из последних сил вырабатывался!

Вышел из-за стола, и Маша-хозяйка приумолкла на полуслове:

– Не обижаюсь я на вас, Мария Афанасьевна, - сказал.
– Может, и в самом деле жизнь ваша так сложилась, что теперь вам надо мужика покупать за большие свои деньги...

– Уж что большие, то большие, - не поняла Валька-молочница.
– И вам, и детям хватит...

Осуждающе остановил:

– А тебя я тоже не понимаю! Думал, когда кричала на могильников, сердце у тебя! А ты - такое же тоже! Да ежели, что бы у меня в душе было бы, ничто не остановило бы! Отчим у нас... тоже поднимал... Мать на десять лет его старше!

И хлопнул дверью. На дворе пуржит. Метет белая поземка. Бело-бело в черном дне. Куда идти? Пошел куда-то.

Навстречу человек.

– Здравствуй!
– говорит Волову.

– Ты кто?
– спрашивает Волов.

– А я рядом живу с Хатанзеевым, - говорит человек.
– Ты не уехал на Большую землю? Хорошо!

– Довези до Хатанзеева.

– А давай хушь тебя и в Салехард. Давай, хушь на Луну!

Прикатили. Старуха шепчет: "В армии был Васька - нишего не учился! Невестка прямо глаза пялит. Тюлень сын! Русский одной рукой хорей поднимает, через пять нарт прыгает"...

Старик вымолвил:

– Не зуди, старуха! И так тошно без тебя!

Догадался бы, шепчет старуха, не приехал бы! В доме не тесно, в чуме не тесно: стыдно - наша невестка за мужиком сама побежит...

Ой, бида, бида! Ой, бида!

Был Сашка - бида. Уехал - бида. Приехал - бида!

Так шепчет старуха.

19

Пили они уже мирно. Даже два раза обнялись. Большерукий, которому Леха врезал тогда в лобешник, оказалось, жив, здоров. Он пах одеколоном не то "Красная Москва", не то "Шипр". А справа примостился парень с жидковатой бородкой, худой и похож на монаха из какого-то кино - Леха, убей, вспомнить не мог. И во сне, поди, держит в руке портфель типа брезентовых мешков инкассаторов. Чуть поодаль, в сторонке, приглядываясь к ним, старик с усиками. Глаза - точно сверлят. Должен быть еще кто-то, но не пришел - наверное, забурился.

Лобастик сказал "Монаху":

– Оставьте нас вдвоем.

И когда "Монах" вышел, долго глядел на Леху.

– Ну, видишь, как все вышло. Ты к своему Козлу, а дверца - хлоп, и наш ты снова.

Вышло, действительно, глупо. Уже в руках был Козел, душа из него вон. И тут - бац, попался!

– Считай, я тебя простил. Впредь дурить будешь... Ты знаешь - за тобой уже убийство. За это время вертолетчик погиб. Вышка, брат, хуже, чем выполнить нашу просьбу.

– Откуда ты узнал, что сюда приду?