— Эй, парень! У меня есть к тебе разговор.

— В самом деле, мой повелитель?

— В самом деле. Что ты, прах и пепел, делал в лесу с этим сумасшедшим стариком?

Застигнутый врасплох, Галрион молча смотрел на него.

— А ты и не подумал, что я следил за тобой? — продолжил король. — Если ты такой дурак, что отправился туда сам по себе, то у меня-то хватило ума не отпустить тебя туда одного.

— Будь ты проклят! — вскрикнул Галрион. — Шпионить за мной!

— Ты послушай этого дерзкого щенка! — Адорик посмотрел на Илейну. — Проклинать собственного отца! Нет, ты ответь мне, мой мальчик. Чем это ты занимаешься? Крестьяне шепнули моему человеку, что этот травник Регор — сумасшедший. Я могу пригласит к тебе целителя, если принца замучили прыщи, или что-то в этом роде.

Галрион почувствовал, что наступил момент сказать правду, хотя на самом деле он еще не был готов к серьезному разговору.

— Он зарабатывает себе на жизнь, собирая травы, это правда. Но прежде всего он владеет двеомером.

У Илейны перехватило дыхание.

— Дерьмо! — рассвирепел Адорик. — Неужели ты действительно думаешь, что я поверю всей этой болтовне? Я хочу знать, зачем ты проторчал у него столько времени, вместо того чтобы гостить в крепости Ястреба, как было условлено?

— Я учусь у него, — ответил Галрион. — Почему принц не может обучаться двеомеру?

— О, боги! — воскликнула Илейна. — Я всегда знала, что ты покидаешь меня ради этого.

Адорик тяжело развернулся и пристально посмотрел на свою жену, заставив ее замолкнуть.

— Ты спрашиваешь, почему не может? — продолжил король. — Потому что я запрещаю!

— Послушай, ты только что назвал это пустой болтовней, — заметил Галрион. — Так почему же ты так бесишься из-за сущей ерунды?

Размахнувшись, Адорик с силой ударил его по лицу. Илейна вскрикнула, король повернулся к ней:

— Уйди отсюда, женщина! — приказал он. — Сейчас же.

Илейна бросилась за занавеску, в коридор, ведущий в женскую половину. Адорик выхватил клинок и ударил им о спинку стула с такой силой, что, когда он отдернул руку, клинок продолжал вибрировать в дереве.

— Я хочу, чтобы ты дал мне клятву, — проговорил король, — торжественную клятву, что выбросишь эту чепуху из головы.

— Я не могу обманывать собственного отца. И не могу поклясться в этом.

И снова получил пощечину.

— Проклятье, отец! Что ты имеешь против этого?

— То же, что любой здравомыслящий человек. Кого не вывернет наизнанку от этой грязи?

— При чем тут грязь? Жрецы придумали эти сказки для женщин, чтобы те не занимались колдовством.

Замечание попало в цель. Адорик сделал над собой видимое усилие, чтобы оставаться спокойным.

— Я не могу все бросить, — продолжал Галрион. — Слишком поздно. Я уже знаю многое, и это не дает мне покоя.

По тому, как Адорик отшатнулся назад, Галрион окончательно понял: его отец испугался. И это — человек, который способен ввязаться в безнадежный бой, не прося пощады ни у кого — ни у людей, ни у богов…

— Так что же ты знаешь? — прошептал король. Регор разрешил Галриону показать один небольшой фокус для того, чтобы убедить отца. Он поднял правую руку и представил себе, что она горит голубым пламенем. Только когда видение окрепло в сознании, он вызвал обитателей Эфира, которые бросились исполнять его приказ и доставили голубое пламя в реальность, чтобы Адорик тоже мог видеть его. Огонь вспыхнул, словно факел, рожденный в его ладони. Адорик отпрянул назад, закрывая глаза рукой.

— Прекрати! — прокричал он в ужасе. — Я сказал, останови это немедленно!

Галрион убрал огонь только тогда, когда королевская гвардия вбежала в комнату с обнаженными мечами. Адорик взял себя в руки, стараясь выглядеть таким же спокойным, как его сын.

— Вы все свободны, — сказал, усмехаясь, король. — Благодарю вас, но я всего лишь спорил с самым упрямым щенком во всем помете.

Капитан гвардейцев поклонился, подмигнув в сторону принца. Как только люди ушли и дверь за ними закрылась, Адорик вынул кинжал из спинки стула.

— Я почти готов перерезать тебе горло, чтобы разом покончить со всем этим, — небрежно заметил Адорик. — Ты не будешь больше делать этого в моем присутствии?

— Хорошо, не буду, но это очень помогает ночью, если вдруг уронишь факел.

— Прикуси язык, — Адорик снова судорожно сжал рукоять клинка. — Подумать только: мой сын… и холоден как лед, говоря о таких вещах!

— Но послушай же, отец, разве ты не видел? Отступать уже поздно. Я хочу оставить двор и учиться. Для меня нет другого пути.

Адорик держал свой клинок так, что на лезвии отражалось пламя факела.

— Уходи, — прошептал он, — уходи, пока я не совершил чего-нибудь непоправимого.