Шрифт:
Лицо Айта по-прежнему не выражало никаких эмоций, а вот в голосе отчетливо слышалась едкая ирония, граничащая с холодным цинизмом:
— Отчего же не волновало? Найти Первую одэйю пытались многие одарины.
Просто я единственный, кому посчастливилось пройти барьер.
Вайолет вязко сглотнула, запретив себе даже думать о том, сколько сильных, здоровых, красивых мужчин вроде Айта погибло, пытаясь ее найти.
— А почему ты решил, что Первая одэйя находится здесь? Как узнал, что она жива и не погибла вместе с остальными?
Что-то похожее на улыбку едва тронуло жесткие губы мужчины. Слегка приподняв бровь, он посмотрел на Урсулу, будто передавал ей право первенства в этом забеге шокирующих откровений.
— Кристаллы, — протяжно вздохнув, ведьма вернулась на свое место за столом. — Кристаллы с искрой инглии в Облачном Дворце. Каждая одэйя, вступая в белое братство, вмуровывает в стену дворца светлых волшебниц кристалл с маленькой частичкой своей силы. Пока бьется сердце одэйи — горит и ее искра в кристалле. Так мы узнаем, кто из нас еще жив, а кого Светлый Отец забрал в свои чертоги.
— Хранительница тоже оставляет там свою искру? — уточнила Вайолет.
— Искра светлой Хранительницы находится на Темных Вратах*, — улыбнулась Урсула. — Именно поэтому стражи башни первыми узнают о ее гибели.
— А искра темной Хранительницы находится у светлых волшебниц, — догадалась Вайолет. — Это и есть принцип равновесия? Если погибает светлая Хранительница, Первый страж идет к Первой одэйе и требует выбрать новую, а если погибает темная, то одэйя должна сообщить об этом одарину?
Урсула и Айт таинственно переглянулись и почти одновременно произнесли:
— Верно.
— И что теперь? Когда выяснилось, что я являюсь Хранительницей Света? — в каком-то колотящем изнутри мелким ознобом нетерпении Вайолет поднялась на ноги, переводя взгляд с Урсулы на Айта. — Что вы хотите от меня? Что я должна делать?
— Для начала я должна отвести тебя во дворец одэй, чтобы ты могла получить силу всех своих предшественниц, — сообщила Урсула.
Если бы можно было закричать от отчаяния. Вайолет даже вздохнуть не могла, пораженная новостью в самое сердце. Одни рассказы о Тэнэйбре наводили дикий неконтролируемый ужас, а пойти туда добровольно — это чистое самоубийство.
— А если я не захочу туда идти? — глубинное чувство протеста и страстное желание жить вылезло наружу, сопротивляясь уплотняющейся безысходности изо всех сил.
— Ледник, отгораживающий Тэнэйбру от Свободных земель, медленно тает из-за нарушенного равновесия. Как только откроется проход, за тобой придут дриммы — верные воины Морганы. И когда она с твоей помощью откроет третью дверь Сумеречного Чертога, смерти всех, кто тебе дорог и не очень, окажутся на твоей совести, — Айт смотрел Вайолет прямо в глаза, и ей казалось, что в темных водоворотах его радужки она видит картины поглощающего мир хаоса так явственно, как будто это происходит уже сейчас.
— Выходит, у меня просто нет выбора?
— Выбор есть всегда, — холодно отчеканил мужчина. — Тебе решать — сражаться или сдаться без борьбы.
— А если я погибну, так и не добравшись до дворца одэй?
— Значит, Урсула начнет искать новую Хранительницу.
И почему Вайолет решила, что темного одарина хоть как-то тревожит ее судьба? Он говорил о ее возможной смерти так, словно она была не человеком, а жуком, червяком или букашкой. Ни жалости, ни сочувствия, ни сострадания не излучала ни одна черточка его хладнокровно-спокойного лица.
Девушке захотелось его ударить. По щеке. Наотмашь. Сорвать эту холодную маску равнодушия, чтобы обнаружить за ней хоть какую-то человеческую эмоцию: боль, гнев, ненависть — не важно.
Словно прочитав на лице Вайолет все ее сумасбродные мысли, мужчина посмотрел на нее подчеркнуто-пристально и внимательно. И она вдруг почувствовала, как ее опутывает что-то темное, незримое, пытающееся пролезть в ее сознание, как вор.
Зарождающаяся ярость тяжело плеснулась внутри, а потом полезла из Вайолет бесконтрольным потоком, разрывая в клочья чужую агрессивную волю.
Глаза одарина мгновенно сузились, превратились в две хищные щелочки.
Правая бровь резко взлетела вверх и…
Удивление.
Вайолет прочитала во взгляде Айта удивление, и улыбнулась. Впервые за вечер.
Двери избушки Урсулы резко распахнулись, впустив в светелку свежесть ночной прохлады, короля снежных рохров, а вместе с ним и ту противоречивую бурю чувств, которые Вайолет так старательно пыталась выдворить куда-то подальше, за стены дома.
— Вайоли, доченька… — мягкого бархатистого отцовского голоса было достаточно, чтобы все усилия сдерживать жгучие слезы пошли прахом.