Шрифт:
— С ними нелегко справиться, — сказал он. — И все-таки мы прикончили девятерых, — он взглянул на собаку, которая тяжело дыша, стояла мордой к противникам. — Вула прикончила шестерых. Впредь они будут осторожнее… — он запнулся, посмотрев на меня, на мою ногу.
Потом он опустился на колено и дотронулся до прорехи в моем скафандре, которой я не заметил.
Вид разорванного материала скафандра просто потряс меня. Его невозможно было пробить даже из игольного ружья — но одно из жал легко справилось с ним.
— До кожи не дошло, — сказал он. — Счастье сопутствовало тебе сегодня, Карл Паттон. Укол жала смертелен.
Что-то шевельнулось позади него. Я вскрикнул и выстрелил, и в тот же миг на то место, где он только что стоял, прыгнул скорпион.
Я упал, перекатился и выстрелил ему в глаз, куда тотчас же угодила и дубина Джонни Грома. Я поднялся на ноги и увидел, что остальные уходят, спускаясь вниз по склону.
— Дурень чертов! — заорал я на великана. От ярости голос мой прервался. — Ты что, сам за собой последить не можешь?
— Я в долгу перед тобой, Карл Паттон, — только и вымолвил он.
— К черту долги! Никто мне ничего не должен… и, соответственно, наоборот!
На это он ничего не ответил, только взглянул на меня с высоты своего роста и слегка улыбнулся, как улыбнулся бы взрослый расшалившемуся ребенку.
Я сделал пару глотков подогретого и обогащенного воздуха из баллона, и почувствовал небольшое облегчение… но очень небольшое.
— Может быть, ты назовешь мне свое настоящее имя, маленький воин? — спросил великан.
Я ощутил холодок в груди.
— Что ты имеешь в виду? — растерянно спросил я.
— Мы сражались бок о бок. И теперь нам следовало бы обменяться тайными именами, которые при рождении дали нам матери.
— Ах, магия, да? Джуджу? Таинственные могущественные заклинания. Брось, здоровяк, с меня хватит и одного имени — Джонни Грома.
— Как хочешь… Карл Паттон.
И он отправился осматривать пса, а я стал осматривать поврежденный скафандр.
Сервомоторы ног лишились части мощности, и пострадал обогреватель. Это было плохо. Мне еще предстояло гнать великана довольно долго, прежде чем я выполню порученную мне миссию.
Когда через полчаса мы снова тронулись в путь, я все еще удивлялся — почему я это так поторопился спасти жизнь человеку, которого должен убить?
Три часа спустя мы расположились на ночлег. Когда мы устроились в вытоптанных в снегу ямах, было уже темно.
Джонни Гром сказал, что скорпионы больше не вернутся, но я все никак не мог успокоиться в своих поврежденных доспехах. У меня было ощущение, что я заживо похоронен в темной глубокой безвестной могиле. Потом я, должно быть, уснул, потому что, когда я проснулся, в лицо мне лился бело-голубой свет.
Над вершинами хребта взошла внутренняя луна — Кронус, изрытый кратерами диск, почти полный и висящий так низко, что, казалось, до него можно допрыгнуть и со звоном стукнуться об него головой.
При лунном свете мы двигались достаточно хорошо, особенно если учесть, что подниматься нам приходилось по склону ледника.
На высоте в сорок пять тысяч футов мы достигли перевала, и некоторое время смотрели на расстилавшуюся внизу долину и возвышающийся за ней следующий хребет. Он отстоял от нас миль на двадцать, и при ночном освещении казался серебряно-белым.
— Может быть, за ним мы обнаружим их, — сказал великан.
Голос его стал каким-то бесцветным, будто потерял тембр. Лицо у него, похоже, было обморожено и онемело от ледяного ветра. Вула скорчилась за его спиной, выглядя подавленной и старой.
— Вполне, — сказал я. — А, может, за последующим, а может, за тем, что позади него.
— За этими хребтами лежат Башни Нанди. Если твои друзья оказались там, то их сон будет долог — да и наш тоже.
До следующего хребта было два перехода. К тому времени, как мы достигли его, луна поднялась уже достаточно высоко и освещала окрестности призрачным светом. Но вокруг не видно было ничего, кроме бесконечного льда.
Мы сделали на льду привал, затем тронулись дальше. Скафандр теперь причинял мне неудобства, разрегулировавшись, и у меня начали мерзнуть пальцы на правой ноге. И, несмотря на то, что по дороге я то и дело принимал горячие концентраты, а в вену мне через определенные промежутки впрыскивались стимулирующие средства, я начал испытывать усталость. Конечно, не такую сильную, как Большой Джонни. У него был измученный и голодный вид, и он передвигал ноги так тяжело, словно к ним было приковано по наковальне.