Когда мы остались наедине, Зара выдержала паузу, прежде чем заговорить. Но она затянулась настолько, что я решила первой прервать тишину.

– Вы разговаривали с юристами, – заметила я. Это было самое очевидное объяснение ее появлению.

– Все так, – безо всяких извинений ответила Зара. – А теперь вот хочу поговорить с вами. Уверена, вы простите меня за то, что я не сделала этого раньше. Как, наверное, нетрудно представить, случившееся нас немного шокировало.

Немного? Я усмехнулась и перешла прямо к делу, минуя ненужные любезности.

– Так вы ведь устроили целую пресс-конференцию, на которой убеждали журналистов, что ваш отец был не в себе, а меня подозревают в насилии над пожилым человеком.

Зара оперлась о столешницу антикварного стола – одной из немногих поверхностей в комнате, не усыпанной аксессуарами и не завешанной одеждой.

– Что ж, можете поблагодарить команду своих юристов за то, что поздновато донесли до вашего ведома некоторые нюансы – это можно было сделать раньше.

– Если я останусь ни с чем, вы тоже, – отрезала я. Вламываться ко мне и изворачиваться, лишь бы только не говорить правды, я ей не позволю.

– Выглядите… неплохо, – заметила Зара, сменив тему и окинув взглядом мой новый наряд. – Сама я подобрала бы для вас другой лук, но и этот смотрится прилично.

Прилично. С дерзкой изюминкой.

– Спасибо, – хмуро ответила я.

– Благодарить будете, когда я сделаю все, что смогу, чтобы только облегчить вам переход.

Я была не настолько наивна, чтобы поверить, что она вдруг внезапно ко мне оттаяла. Если она презирала меня раньше, то и теперь презрения в ней нисколько не поубавилось. Разница была только в том, что сейчас ей что-то было от меня нужно. Я рассудила, что, если занять выжидательную позицию, в конце концов она прямо мне скажет, чего хочет.

– Не знаю, рассказала ли вам об этом Алиса, но, помимо капитала моего отца, вы унаследовали право распоряжаться нашим семейным фондом, – сообщила Зара, проследила за моей реакцией и продолжила: – Это одна из крупнейших частных благотворительных организаций в стране. Мы ежегодно жертвуем свыше сотни миллионов долларов.

Сотня миллионов долларов. Нет, я никогда к этому не привыкну. В реальность таких огромных цифр просто невозможно поверить.

– Ежегодно? – потрясенно переспросила я.

Зара спокойно улыбнулась.

– Сложные проценты творят чудеса.

Сотня миллионов долларов ежегодно – и это только проценты! Причем речь идет о фонде, а не о личном состоянии Тобиаса Хоторна! Впервые за все время я всерьез озадачилась мысленными подсчетами. Даже если половину состояния пришлось бы отдать налоговикам, а мне дали бы лишь четырехпроцентную ставку, я все равно легко заработала бы почти миллиард долларов за год. Ничего для этого не делая. Так попросту не бывает.

– А на что фонд жертвует средства? – тихо спросила я.

Зара оттолкнулась от стола и начала ходить по комнате из угла в угол.

– Фонд Хоторна поддерживает детей и семьи, инициативы, связанные со здравоохранением, проекты, нацеленные на развитие науки и сплочение общества, и деятелей искусства.

К перечисленным категориям можно было отнести практически все что угодно. А значит, я в теории могу спонсировать кого и что хочу!

Могу изменить мир.

– Всю свою взрослую жизнь я занимаюсь делами фонда, – сообщила Зара, и на ее губах появилась натянутая улыбка. – Существуют организации, которые живут только за счет нашей помощи. И если уж вам так хочется заявить о себе, это можно сделать двумя путями: правильным и неправильным. – Она остановилась прямо передо мной. – Без меня вы не справитесь, Эйвери. Как бы мне ни хотелось умыть руки, я слишком долго и старательно трудилась над нашим фондом, чтобы теперь спокойно смотреть, как гибнет наше дело.

Я прислушивалась к ее словам, силясь угадать, о чем она предпочла умолчать.

– А фонд вам платит? – спросила я и принялась считать секунды до ее ответа, с которым Зара не спешила.

– Я получаю зарплату, соразмерную моим навыкам и вкладу в общее дело.

И хотя в глубине души меня так и подмывало сообщить ей, что ее услуги больше не потребуются, я сдержалась – не такой уж я импульсивный человек для таких поступков, да и жестокости мне недостает.

– Я тоже хочу участвовать в работе фонда, – сказала я. – И не просто на словах. Я хочу принимать решения.

Бездомные. Бедность. Домашнее насилие. Доступность профилактической медицины. На что бы я потратила сто миллионов долларов в год?

– Вы еще так молоды, – чуть ли не с грустью в голосе произнесла Зара, – и верите в то, что деньги – это лекарство от всех бед.

Сразу видно: сама она всю жизнь живет до того богато, что и представить себе не может, сколько проблем деньги и впрямь решают.

– Что ж, если вы всерьез хотите поучаствовать в работе фонда… – начала Зара без особого энтузиазма, точно ей кто-то предложил покопаться в мусорном баке или посверлить больной зуб, – я могу вас обучить всему необходимому. Встретимся в понедельник. После школы. В фонде, – распорядилась она, чеканя каждую фразу.