— Лиза… ты прости меня… я тебе должен кое-что рассказать… вернее, дорассказать, так-то я уже начинал — помнишь, про сестру мою и про твоего кузена…

— Ага! — аж подскочила Лизавета. — Так я и думала — давай угадаю — он и Веру в это дело втянул?

— Втянул, — кивнул Федор. Про то, что эсдеки собирались прямо у них он, по здравому рассуждению, решил всё-таки не говорить.

— Так и знала, так и знала! Вот скажите, ну что за дуралей? Ну совершеннейший же дуралей!

С этим Федор был совершенно согласен.

— Ну, рассказывай ж, рассказывай! — тормошила его Лизавета.

И он рассказал.

Про холодный и пыльный чердак возле Обводного. Про грохочущих по кровельному железу сапоги. Про маслянистый блеск воронёного ствола и про падающего беднягу жандарма. Про Йоську Бешеного он рассказал тоже.

Лиза умела замечательно слушать. Прижала ладошки к щекам и застыла, только невероятные глазищи сияли. Она не перебивала, не переспрашивала — только ближе наклонялась к нему, потому что Федя, понятно, шептал.

А, когда он закончил, даже в ладоши захлопала.

— Чего ж тут хлопать? — недовольно нахохлился Федор. — Запросто попасться мог! И из корпуса бы выгнали!

— Ты бы не попался, — Лиза покачала головой с абсолютной уверенностью. — Но что они готовят, что замыслили?

— Восстание. Как уже было, — шепнул Федор и вздрогнул. — Только уже умнее. И шире. И больше. И армию перетянуть.

— Но ты же придумал, что надо сделать? — Лиза заглянула ему в глаза с таким выражением, что Федя немедля ощутил себя в силах самолично одолеть всех смутьянов.

Ему очень хотелось сказать — мол, да, конечно, как же может быть иначе?

Но вместо этого…

— Не. Не придумал, — честно признался он.

— А Вера что же? Ты веришь, что она взаправду в Охранном отделении?..

— Не знаю, — уныло вздохнул Федор. — Хотел бы верить.

— А не получается? — проницательно заметила Лиза.

— Не до конца.

— Вот и у меня не до конца. Но… — она вдруг схватила Федора за локоть, и он аж вздрогнул. — Я этим кузеном займусь! Ему это так просто с рук не сойдёт!

— Да что же ты сделаешь? — Федя испугался. Не за себя — за эту несносную Лизавету с невозможными глазищами. И сам удивился своему испугу.

— Придумаю! В бумаги его влезу! Он ничего и не заметит!

— А потом? — как говорил Две Мишени, «всегда рассчитывайте маневр на два шага вперёд — не только на завтра, но и на полслезавтра».

— Придумаем! — отрубила Лиза.

«И ведь придумает», решил Федор.

Меж тем кончились Святки, остался позади крещенский вечер — у Нади собрались подружки, закрылись в их с Верой спальне, возились там, пищали, хихикали, жгли зачем-то свечки. Старшая сестра всё время просидела в гостиной с французским романом, Федору было поручено «следить, чтобы Черномор не мешал», чем он (Федор, конечно же, а не Черномор) не без удовольствия и занялся.

Каникулы кончались, на следующий день после Крещения надлежало явиться в корпус для «регулярных занятий». Котенок азартно атаковал катаемый перед ним клубочек, нянюшка ворчала — «балуешь ты его, несносного!» — сестра же Вера…

Какое-то время она и впрямь читала, или делала вид, что читает. Потом раздражённо захлопнула книжку, отбросила в угол — и это аккуратнейшая, педантичная Вера!

А потом вскочила, быстрым шагом, вбивая каблучки в паркет, подошла, почти подбежала к окну, откинула занавеску. Застыла, вглядываясь в успевшую сгуститься темноту — и вдруг вспорхнула, взмахнула тонкими руками под белой вязаной шалью, метнулась в прихожую.

Щелкнул замок.

— Господин Корабельников!.. Я вам запретила сюда являться!.. — услыхал Федор очень, очень громкий и даже злой голос сестры.

[1] Имеется в виду знаменитый французский физик и математик Жюль Анри Пуанкаре (*1854 — †1912)

[2] Весьма распространенная в России практика благотворительности — учреждение оплачиваемых благотворителем учебных мест в дорогих гимназиях. Все гимназии в императорской России имели программы для одарённых учеников, освобождавшихся от платы за учение, но благотворители добавляли к ним ещё бесплатные места.

— Но, Вера, нам очень нужно пого…

— Monsieur, partez s'il vous plait![1]

— Это очень важно!.. — голос Валериана упал до неразборчивого шёпотом. — Пожалуйста!..

— Я всё сказала! — однако затем сестра что-то очень быстро и очень тихо бросила по-французски, так, что Федор опять ничего не понял.

Так или иначе, но кузен Валериан начал спускаться по лестнице. Спускался он медленно, шаркая ногами, словно их дворник Макар Тихоныч.

Потом внизу хлопнула дверь, а Вера, точно очнувшись, метнулась через комнаты к камину, замерла, едва не врезавшись в него с разбегу, и подозрительно воззрилась на Федора, что дисциплинированно, как и велела старшая сестра, продолжал играть с Черномором.