— Ну, Слон? Что теперь скажешь?

Федор вздохнул. И пошел.

Ну не мог же он уступить Льву!

Он даже не успел подумать, как они выберутся из корпуса без отпускных билетов, однако хитроумный Бобровский, как оказалось, давно уже имел потайную лазейку — на заднем дворе, где ещё оставались какие-то древние сараи, невесть почему ещё не снесённые, в решётчатой ограде один из вертикальных прутьев был слегка отогнут — взрослому не пролезть, а кадету из младшего возраста — так даже очень.

— Теперь ходу! — прошипел Лева.

От корпуса до Приората — совсем недалеко. Федя обратил внимание, что щели в ограде вела неплохо утоптанная тропа — небось старшие возраста тоже этим пользовались, а, может, и старослужащие, чтобы срезать путь на станцию.

Так или иначе, до Приоратского дворца кадеты домчались лихой рысью. Федор уже горько раскаивался, что поддался — а если они попадутся? Вот уж позор будет так позор!

— А теперь куда? — спросил он Бобровского, когда впереди замаячила красноватая крыша последнего убежища мальтийских рыцарей.

— Давай за мной и делай, как я!

Лев решительно постучался в двери. Те приоткрылись, явив не слишком довольную физиономию горничной.

— Епифана Мокеича надобно! — выпалил ей прямо в лицо Бобровский. — По делу, из корпуса, срочно!

Эх, позавидовал Федор, мне так тоже надо научиться. Врет и не краснеет, и уверенно-то как!

Епифан оказался, что называется, прислугой за всё — лудильщик, паяльщик, слесарь; если что-то надо починить — все к нему шли, — быстрым шёпотом объяснил Феде Бобровский.

— Это ты ему рубль дал?

— Ему, кому ж ещё-то… — и Лев вновь полез в карман.

— Ну, молодой барин, поспешайте уж, — Епифан быстро и ловко спрятал туго свёрнутую банкноту. — Не знаю, что делать станете и как отговариваться, а я вас знать не знаю и…

— И видеть нас не видели, — докончил Лев.

— И видеть не видел. А за Марьяну, что вам открыла, не извольте беспокоиться, она у меня баба с понятиями…

Федор даже не успел спросить «и куда теперь?», как этот самый Епифан — борода лопатой — вдруг дернул Левку за плечо:

— Тссс! Идёт ваш барин!

И точно — кадеты едва успели юркнуть за узкую дверь какой-то кладовки, как послышались тяжёлые шаги и хорошо знакомый голос Ильи Андреевича произнёс:

— Мокеич, любезнейший… распорядись насчёт погрузки. Пусть в корпус доставят.

— Не извольте беспокоиться, барин, исполним в самонаилучшем виде! Не впервой, чай!

— Вот, держи, любезный. Договоришься сам с возчиками.

— Премного благодарен, батюшка Илья Андреевич! А с возчиками разберусь, они меня знают, не забалуют!

— Ну и хорошо, — чувствовалось, что Положинцев сильно устал. — Неможется мне что-то. Груз как привезут, пусть сгрузят, я скажу караульным, где именно…

— Так, барин, может, вам саночки-то того, позвать? У нас это недолго! Свистну Егорку, мигом примчит!

— Ничего, любезный, ничего. Распорядись насчёт доставки. А я пешочком. Морозец, хорошо, люблю…

— Как угодно, барин, как угодно будет! Всё, как обсказали, сделаем!

— Ну, бывай здоров, Епифан Мокеич…

— И вам здоровьичка, барин!..

Хлопнула дверь.

— Вылезай, огольцы! — зашипел в щель Мокеич. — Вылезай, да бегом дуйте обратно! Ты, молодой барин, смотри, лета твои малые, да дела тёмные!..

— Погоди… — начал было Левка, но тут за дверью, там, где скрылся Положинцев, вдруг раздались выстрелы — один и другой, и третий.

Федор рванулся было, но жёсткая мозолистая рука Мокеича мигом ухватила его за плечо.

— Ку-уда?! Спятил?!

Отпихнул Федора и резко распахнул дверь сам.

Шагах в десяти, на расчищенной от снега, утоптанной дорожке, что вела от Приоратского дворца через парк, косо рухнув в сугроб, застыла человеческая фигура. А вдали Федор заметил пару убегавших во весь опор человек, один заметно ниже и тоньше другого.

— Ах ты ж аспиды!.. — Мокеич нырнул куда-то в сторону, миг спустя появился с настоящей берданкой. — А ну, огольцы, бегите, бегите прочь! Марьяна! Афоня!.. Все сюды! Дохтура и полицию!..

Епифан резко дохнул в лица кадет неистребимым луковым запахом:

— А вы бегите! Бегите шибче! Ничего не видели, ничего не знаете! Иначе хлопот не оберешься!..

Побледневший Лев быстро кивнул.

Федор же замер, словно прирос к полу.

Бежать? Как бежать? Когда Илья Андреевич ранен, лежит там, в снегу, а они —