— Миша — это Михаил Дусманис.

Она удивлена. Непривычно молча тянется к яркому граненому стакану. Медленно, большими громкими глотками пьет сок, потом так же, не торопясь, ставит стакан на стол. Мрачнеет.

— Отец Артура, что ли? — выходит у нее как-то пискляво.

— Ну да.

Из-за ее тона мне стыдно за свое признание. Понимаю, как выглядит это со стороны.

— Маша, ты с ума сошла?! — отходит она от первого шока и выдает с привычной для себя эмоциональностью.

— А как же «он просто охренительный мужик»? — пытаюсь задраить огромную брешь в лодке моей порядочности.

— Одно дело переспать с крутым мужиком из бара, а совсем другое трахаться с отцом своего мужа, — бьет она себя по лбу.

— Мы влюблены, и я подам заявление на развод, обязательно подам, — пытаюсь оправдаться, — просто времени нет. Вечерами, после работы, мы все время вместе. Да и до работы тоже. Утрами только переодеваться успеваю, дома не живу. Вспоминаю о заявлении в школе, вдали от него.

— А Артур небось надеется, раз с разводом ты не торопишься. Жалко мне его, хороший парень.

И снова стыдно. Об этом я не подумала.

— Ты же сама говорила, что он зануда и секса у нас нет. И всех задрал своей историей.

— Ну не трахаться же с его отцом из-за этого?! На земле почти четыре миллиарда мужчин, а ты изменяешь ему с его отцом!

— Хватит орать.

Я уже жалею о своем откровении. Катька смотрит на меня с осуждением.

— Ты-то влюблена, а что насчет Дусманиса? Он ведь ничего такого не говорил?

Не знаю, как ей удалось догадаться. Видимо, Миша прав, и у меня все всегда написано на лице.

— С чего ты взяла? — произношу голосом охрипшего попугая.

— Это очевидно, Маш, — качает головой, — у него все есть. Даже ребёнок, пусть и взрослый. Ему не нужны ни брак, ни серьёзные долгие отношения. Зачем? Артур рассказывал о его постоянных командировках по всему миру. Сейчас он откладывает перелеты из-за тебя, а дальше-то что? Бросишь школу и будешь хвостом за ним летать? А когда ему надоест, наиграется с твоей молодостью и бешеной в него влюбленностью? Он оставит тебя, Маш.

Внутри меня расцветает ноющая боль.

— С чего ты это все взяла?

— Знаю тебя не первый год и видела всякой. Ты искренняя, чистая, доверчивая. Ты его не потянешь, Маш. Такие деньги просто так не зарабатываются. Права была Надежда Васильевна. Сейчас его прет, никто не спорит. Но он на тебе не женится, он не приведет тебя в свой дом. Это такой тип мужчин. Ему не нужна семья, я видела его глаза, в них жажда удовольствий и новых впечатлений. Признайся, ты ведь даже звонить ему лишний раз боишься. Вдруг, Михаилу Сафроновичу не понравится, и он больше не позовет тебя в свой отель.

От ее правды у меня аж зубы сводит.

— Я так понимаю Азалией он уже наигрался? Сейчас твоя очередь. Не мудрено, что он смог трахнуть жену своего сына, другой бы нет, а «хозяин жизни» — пожалуйста.

— Прекрати, — кидаюсь я на защиту своей любви.

— Ты просто ослепла, Мария. Я понимаю тебя, когда мы только начинали трахаться с Петькой, я была просто обалдевшей от ощущений, ничего не соображала, будто поддатая ходила.

— Нет.

— Да, Машка, да! — настойчиво. — И вот ради нескольких месяцев дурмана ты лишишь Артура отца?

— Я не лишаю Артура отца. Причем тут это?

— Лишаешь, Маш, еще как лишаешь. Он знает?

— Думаю, нет, — отвечаю тихо. — Иначе ужа прибежал бы меня убивать.

— Помнишь, ты рассказывала про мать, которая отцовской фамилии его лишила через попечительские органы и суд? Как тогда Артуру было плохо и больно. Мы ее осуждали, а теперь ты делаешь то же самое.

— Я не…

Катька не дает мне сказать и продолжает давить.

— Это то же самое, Маш. Думаешь, он благословит вас? Да это переломает его нахрен еще больше, чем изменившая жена. Он лет десять не будет с Дусманисом старшим разговаривать, — качает головой, эмоционально проглатывая слова. — Бедный Артур. Пипец. Я на секунду представила, что Петька мою мать еб*т. Аж тошнота к горлу подкатила. Я бы никогда ей этого не простила. Остановись, Маш, — собирает она тарелки на поднос и уходит, — остановись, пока Артур не узнал.

Я специально задерживаюсь на работе допоздна. После разговора с подругой, я едва могу говорить. Но проблема не только в этом. Уже почти девять, а черного «ауди» все нет. Техничка подгоняет меня звенящими ключами. Начинаю себе придумывать, вспоминать, что могла сказать или сделать не так в нашу последнюю с Мишей встречу. Но не обнаружив ничего криминального, вздрагиваю от входящего сообщения в один из мессенджеров.

«Маш, сегодня никак. Дела».

Не знаю, зачем я вместо ответа перезваниваю. Сильная влюбленность делает меня слишком зависимой от него. Дусманис берет трубку не сразу.