– На мой взгляд, Уолтер, это было бы верхом драматизма – гораздо более драматичным, чем послать пулю в человека. Любой дурак может выстрелить из пистолета или перерезать горло, но для того, чтобы быть в курсе событий, нужны мозги.

– Может быть, это и так, – согласился я и продолжил читать, в то время как Кеннеди усердно царапал свою лекцию.

Я упоминаю об этом разговоре как потому, что он имеет отношение к моей истории, по довольно странному совпадению, так и потому, что он показал мне новую сторону удивительных исследований Кеннеди. Он интересовался бактериями не меньше, чем химией, и эта история посвящена бактериям.

Примерно через четверть часа раздался звонок в дверь нашего холла. Представьте себе мое удивление, когда я открыл дверь и увидел хрупкую фигуру, которая казалась самой очаровательной молодой леди, которая была сильно скрыта вуалью. Она была в состоянии, почти граничащем с истерикой, как заметил даже я, несмотря на свою обычную тупость.

– Профессор Кеннеди дома? – с тревогой спросила она.

– Да, мэм, – ответил я, открывая дверь в наш кабинет.

Она приблизилась к нему, повторяя свой вопрос.

– Я профессор Кеннеди. Прошу вас, садитесь, – сказал он.

Присутствие дамы в нашей квартире было такой новинкой, что я действительно забыл исчезнуть, но занялся тем, что поправил мебель и открыл окно, чтобы выветрить запах несвежего табака.

– Меня зовут Эвелин Бисби, – начала она. – Я слышала, профессор Кеннеди, что вы искусны в разгадывании сложных тайн.

– Вы мне льстите, – сказал он в знак признательности. – Кто был настолько глуп, чтобы сказать вам это?

– Друг, который слышал о деле Керра Паркера, – ответила она.

– Прошу прощения, – перебил я, – я не хотел вторгаться. Я, пожалуй, выйду. Я вернусь через час или два.

– Пожалуйста, мистер Джеймсон – это мистер Джеймсон, не так ли?

Я удивленно поклонился.

– Если это возможно, я бы хотела, чтобы вы остались и выслушали мою историю. Мне сказали, что вы и профессор Кеннеди всегда работаете вместе.

Настала моя очередь смутиться от комплимента.

– Миссис Флетчер из Грейт-Нек, – объяснила она, – рассказал мне. Я считаю, что профессор Кеннеди оказал большую услугу Флетчерам, хотя и не знаю, в чем она заключалась. Во всяком случае, я пришла к вам со своим делом, в котором у меня мало надежды получить помощь, если вы не сможете мне помочь. Если профессор Кеннеди не сможет решить эту проблему, что ж, боюсь, никто не сможет. – Она сделала паузу на мгновение, затем добавила, – без сомнения, вы читали о смерти моего опекуна на днях.

Конечно, мы читали. Кто не знал, что Джим Бисби, нефтяной магнат южной Калифорнии, внезапно умер от брюшного тифа в частной больнице доктора Белла, куда его доставили из его великолепной квартиры на Риверсайд-драйв? Кеннеди и я обсуждали это в то время. Мы говорили об искусственности двадцатого века. У людей больше не было домов; у них были квартиры, как я сказал. Они больше не болели старым добрым способом, более того, они даже нанимали специальные комнаты, чтобы умереть в них. Они арендовали залы для проведения ритуальных услуг. Удивительно, что они не наняли Грейвса. Все это было частью нашего разрыва с традициями двадцатого века. Действительно, мы знали о смерти Джима Бисби. Но в этом не было ничего таинственного. Это было просто типично во всем его окружении первого десятилетия двадцатого века в большом искусственном городе – одинокая смерть великого человека, окруженного всем, что можно купить за деньги.

Мы также читали о его подопечной, прекрасной мисс Эвелин Бисби, дальней родственнице. Поскольку от жары в комнате и от волнения, она подняла вуаль, мы очень заинтересовались ею. По крайней мере, я уверен, что даже Кеннеди к этому времени полностью забыл лекцию о токсинах.

– В смерти моего опекуна есть кое-что, – начала она тихим и дрожащим голосом, – что, я уверена, будет расследовано. Возможно, это всего лишь глупые женские страхи, но… До сих пор я не говорила об этом ни одной живой душе, кроме миссис Флетчер. Мой опекун, как вы, возможно, знаете, провел лето в своем загородном доме в Бисби-Холле, штат Нью-Джерси, откуда он довольно неожиданно вернулся около недели назад. Наши друзья думали, что это просто странная прихоть, что он не должен вернуться в город до того, как лето закончится, но это было не так. За день до его возвращения его садовник заболел тифом. Это заставило мистера Бисби вернуться в город на следующий день. Представьте себе его ужас, когда на следующее же утро он обнаружил, что его камердинер болен. Конечно, они немедленно отправились в Нью-Йорк, затем он телеграфировал мне в Ньюпорт, и мы вместе открыли его квартиру в Луи Квинзе.

– Но на этом все не закончилось. Один за другим слуги в Бисби-холле заболевали этой болезнью, пока пятеро из них не умерли. Затем последовал последний удар – мистер Бисби пал жертвой в Нью-Йорке. До сих пор меня щадили. Но кто знает, сколько еще это продлится? Я была так напугана, что с тех пор, как вернулась, ни разу не ела в квартире. Когда я голодна, я просто крадусь в отель – каждый раз в другой. Я никогда не пью никакой воды, кроме той, которую я тайком кипячу в своей комнате на газовой плите. Дезинфицирующие средства и бактерициды используются галлонами, и все же я не чувствую себя в безопасности. Даже органы здравоохранения не избавляют меня от моих страхов. Со смертью моего опекуна я начала чувствовать, что, возможно, все кончено. Но нет. Сегодня утром заболел еще один слуга, который на прошлой неделе приехал из загородного дома, и доктор тоже объявил, что у него брюшной тиф. Буду ли я следующей? Это просто глупый страх? Почему болезнь преследует нас до Нью-Йорка? Почему она не осталась в Бисби-холле?

Я не думаю, что когда-либо видел живое существо, более охваченное ужасом, невидимым, смертельным страхом. Вот почему это было вдвойне ужасно в такой привлекательной девушке, как Эвелин Бисби. Слушая, я чувствовал, как, должно быть, ужасно, когда тебя преследует такой страх. Каково это – быть преследуемой болезнью так же безжалостно, как ее преследовал брюшной тиф? Если бы это была какая-то большая, но видимая, осязаемая опасность, с какой радостью я бы столкнулся с ней просто ради улыбки такой женщины, как эта. Но это была опасность, с которой могли справиться только знания и терпение. Инстинктивно я повернулся к Кеннеди, мой собственный разум был абсолютно пуст.