– Если этот негодяй появится здесь, – не вставая с места, заметил Чаплин, – то я…

В зале все стихло. Угроза была нешуточной.

– Я арестую его и отдам под суд как дезертира с фронта.

Эсеры возмущенно зашумели.

– Это еще не все, – продолжил Чаплин, – вашу несуществующую конституцию я знать не знаю. Делегаты учредилки ничуть не лучше других, и работать мы будем на равных. Керенский же пусть радуется, что пойдет под суд, а не прямо к оврагу на ближайшей станции.

– Это переходит все границы! – Снова закричал Дедусенко. – Керенский – лидер демократических сил, мы уважаем его!

– А мы – нет! – Крикнул с места Старцев.

Чайковскому стоило больших усилий успокоить членов правительства.

С тех пор отношения Чаплина с министрами-социалистами начали стремительно портиться. Выступить на очередном заседании в защиту политики военных властей ему не дали.

– Позор! – Вскочил и заорал Дедусенко.

Лихач топал ногами.

– Прекратите это безобразие! Архангельск – это вам не Кейптаун, а мы не правительство буров, чтобы с нами так поступать! – Повторял Маслов, обращаясь к Чайковскому.

– Поймите же, – пытался объяснить Чаплин, – то, что творится в газетах, напоминает сборище голодных псов, рвущих на части упавшую в бессилии лошадь. Только ведь эта лошадь – наша страна. Да, она не может сейчас встать, но она жива, и ей требуется передышка, чтобы собраться с силами. Союзники дают нам эту передышку. Они сражаются на фронте с большевиками, несут потери. Вы представляете, французу, просидевшему 28 месяцев в окопах на Западном фронте, контуженному, отравленному ипритом, обещали тихую службу по охране складов. Вместо этого он оказался на передовой с очень хитрым и коварным противником.

– Что с того? Солдат должен с честью умереть за Родину! – С вызовом крикнул Лихач.

– За Родину – да! Но Франция слишком далеко от двинских заливов и болот Железнодорожного фронта. Здесь он защищает свободу и ваше правительство. И когда до него доходят слухи, что творится в Архангельске, где в газетах прославляют революцию, нелестно отзываются о наших союзниках, в голове у него вертится только одна мысль. И это бунт. Нас спасает от бунта только высокая дисциплина солдат стран Антанты и понимание, что сражаясь с большевиками, они сражаются против немцев.

– Где же ваши хваленые войска? – Крикнул Дедусенко. – Почему они до сих пор не опрокинут большевиков?

– Вы дурак, – огрызнулся Чаплин, – и прекрасно знаете ответ на этот вопрос. Но я повторюсь. Вместо того, чтобы в газетах писать о борьбе против большевиков, вы занимаетесь склоками. Начитавшись ваших газет, человек не только не станет служить в армии, он возненавидит правительство, которое мы все здесь представляем.

Чаплин встал, щелкнул каблуками и демонстративно покинул заседание кабинета министров. Старцев, собрав бумаги, поспешил следом.

– Не будем отвлекаться на частности, – заметил председатель, – переходим к следующему вопросу. С господином Чаплиным все предельно ясно. При первой же возможности нужно найти ему замену. Такой человек не может командовать вооруженными силами области. Кстати, какой у него воинский чин в переводе на армейские?

– Подполковник! – Сказал Дедусенко.

– Вот видите. Всего лишь подполковник, у него нет опыта командования даже полком, не то, что вооруженными силами целого края. Что там у нас с военным резервом, есть ли в городе старшие офицеры?

– Разумеется, есть, – ответил Лихач, так как вопрос был по его ведомству, – три генерала, больше десятка полных полковников и тысячи офицеров младшего и среднего звена. Многие состоят в партии социалистов-революционеров и готовы предложить свои услуги правительству.

– Почему же мы медлим? Сколько можно терпеть этого негодяя Чаплина?

– Докладываю, – невозмутимо сказал Лихач, – переговоры со старшими офицерами ведутся, но позиции Чаплина сильны поддержкой англичан. Мы не можем выступить против генерала Пуля.

– Отчего же? – Возмутился Чайковский. – Я уже говорил дуайену дипкорпуса о безобразном поведении этого генерала. Он обещал помочь и принять меры. Полагаю, он свое слово сдержит. Как вы смотрите, например, на кандидатуру генерала Самарина в качестве главнокомандующего?

– Не думаю, – покачал головой Лихач. – Самарин выскочка, был адъютантом для поручений у Керенского в звании капитана, потом вдруг получил генеральский чин. Никто не знает, каким образом. Он фронта не видел, опыта работы в войсках не имеет. Я против.