Во взгляде Сторм было столько надежды, что он ощутил, как его захлестнула нежность.

— Вы так думаете?

Слегка улыбнувшись, он кивнул. Потом встал и порвал письмо.

— Что вы делаете?

— Я сам напишу, — сказал он. — Вам нет необходимости гак унижать себя. И вы вовсе не вели себя глупо, — с внезапным гневом добавил он.

— Вы не имеете права!

— Я ваш муж и на все имею право, — спокойно заявил он. Теперь, когда оскорбительное письмо было уничтожено, он чувствовал себя лучше. — Я напишу что-нибудь вроде: «Дорогой мистер Брэг, мы с вашей дочерью обнаружили, что не подходим друг другу. Наше взаимное желание — аннулировать брак, при условии, что вы будете согласны. Ваша дочь все еще невинна, если это может явиться препятствием». И так далее. Право, нет нужды входить во все подробности.

— Почему бы вам не подписаться моим именем? — вскипела Сторм.

— Я сомневаюсь, что они поверят, будто такое письмо написали вы, — непринужденно проговорил Бретт, садясь па край стола и беря сигару. — Скажите, Сторм, почему вы пытались защитить меня?

Она мрачно призналась;

— Не хотела, чтобы кто-нибудь погиб.

— Погиб?

Она повернулась к нему:

— Бретт, когда папа приедет, будьте готовы скрыться. Если он решит, что вы обидели меня, он убьет вас. Бретт улыбнулся:

— Скрыться? — Он сказал это слово так, словно сама мысль об этом была ему чужда.

— Я говорю серьезно! Он рассмеялся:

— Я тоже. Почему я должен прятаться? Ведь вы нетронуты. — Он нахмурился: — Или нет?

— Папа, вероятно, захочет убить вас независимо от того, что я скажу. Разве вам непонятно?

— Так действительно вы нетронуты? Невинны?

— Что?

— Вы девственница? — спросил Бретт, теперь уже совсем не небрежным тоном; глаза его потемнели и мрачно сверкали.

Когда Сторм услышала этот вопрос, негодование ее сменилось холодной яростью. Дрожа, она стиснула зубы, не в силах слова выговорить, настолько она была оскорблена и рассержена.

Бретт нахмурился, чувствуя укол разочарования. Отсутствие ответа, очевидно, и есть тот ответ, какой он желал бы услышать. В нем вспыхнул гнев. Он так и знал, верно? Не могла невинная девушка взорваться такой страстью и так быстро достигнуть оргазма, как это случилось с ней в общественном саду от одного его прикосновения.

— Пожалуй, мне все же следует позволить папе убить вас, — сквозь зубы процедила Сторм. Что за болван!

— Он производит впечатление разумного человека, — ответил Бретт. Маленькая потаскушка!

— Папа не только был техасским рейнджером, он еще и наполовину апач. Он верит в месть по-апачски. Бретт уставился на нее:

— Что?

Сторм улыбнулась, наслаждаясь тем, что она приняла за страх.

— Возможно, он отрежет вам язык или пальцы. Папа верит в то, что наказание должно соответствовать преступлению. — Она вспыхнула: — Вам повезло, что вы не… что мы не… Он бы отрезал его!

Бретт почти не слушал ее.

— В вас есть индейская кровь?

— Да, и я горжусь этим. Теперь, наверное, вы послушаетесь и спрячетесь, когда он приедет, чтобы рассчитаться с вами.

Ему все как-то не верилось. Не удивительно, что она такая маленькая дикарка. Нисколько не удивительно, черт побери.

— С вашего позволения, — чопорно произнесла она. Он смотрел на нее словно на странное явление природы. Наверное, теперь она вызывает в нем отвращение.

— Позволяю, — глядя в сторону, сказал Бретт. Кровь апачей. Вероятно, этим объясняется ее потрясающая внешность, ее необычная фигура.

У двери Сторм остановилась.

— Не беспокойтесь, — произнесла она как можно ядовитее, — я не стану вас дожидаться. Он дернул головой:

— Что это значит?

— Мне жаль женщину или женщин, которые у вас есть, ведь они вынуждены терпеть такого высокомерного ублюдка, как вы!

Его охватила ярость.

— По крайней мере, они не лицемерят. По крайней мере, они не притворяются тем, чем не являются! — закричал он.

Он имел в виду ее якобы невинность, но Сторм решила, что он намекает, будто она выдавала себя за стопроцентную белую.

— Надеюсь, что вы каждую ночь будете проводить вне дома! — взвизгнула она. — Не могу дождаться, когда окончится этот кошмар!

— Не беспокойтесь, — завопил он ей вслед, когда она вихрем вылетела из комнаты. — Я намерен проводить вне дома любую или все ночи, когда только мне заблагорассудится. По крайней мере, иные женщины умеют быть женщинами, а не какими-то техасскими дикарками!

Через мгновение он услышал, как хлопнула дверь, — так громко, что стены на втором этаже затряслись. Он схватил пиджак и, верный своему слову, вихрем выскочил из дома.

На следующее утро Сторм в отчаянии уставилась на свое отражение в зеркале; у нее покраснели глаза. Это никуда не годилось. Любой догадается, что она плакала. И Бретт догадается.