Сам я был за то чтобы сразу пойти за Риной и Александром, а потом освобождать мужиков. Пока мы пойдем в ангар, может всякое случится, и есть риск потерять эффект неожиданности. Мало ли что еще бандюкам придет в головы. Примерно так я изложил свое видение лейтенанту. На минуту он задумался:

— Согласен. Но сначала еще раз проведем разведку. А ключи отдадим женщинам, пусть огородами идут к ангару, освободят мужей и присылают их нам на помощь.

На том и порешили. Ключи отдали жене старосты и объяснили, что нужно делать. Не забыли рассказать и про Олежку. Не сидеть же ему в шкафу.

Мы с лейтенантом встали у угла дома, прикрывая спасенных женщин, пока те не покинули здание и не исчезли в темноте.

Затем лейтенант протянул мне автомат.

— Бери. Формально, гражданам метрополии такое не разрешено, но, во-первых, ты пока не гражданин, а во-вторых будем считать, что ты его сам нашел и он твой.

Я взял автомат, подержал в руке, а потом вернул ему:

— Нет. Давай тут спрячем под лестницей. Сто лет таким не пользовался и сноровку уже потерял, а с этим ружьем я чуть ли ни каждый месяц упражнялся.

Игнар, ничего не ответил и просто положил автомат под ступеньки крыльца. Через огороды мы быстро пошли к последнему дому. Свет все еще горел. Как и в прошлый раз, здоровяк подошел к одному из двух окон, выходящих на нашу сторону, а я встал за угол и взял под контроль входную дверь.

— Ничего не вижу. — тихо прошептал он. — Занавеска мешает. Вроде есть, кто-то.

Около ближнего ко мне окна стоял какой-то дощатый, крепкий на вид, ящик.

— С моей стороны может виднее? — Прошептал я, тихо положил ружье на землю и взявшись, аккуратно встал на ящик. Игнар сразу сменил меня на посту и стал наблюдать за дверью. Я же, ухватившись для устойчивости обеими руками за раму окна — заглянул в комнату. Первым увидел капитана. Лицо все в крови и в синяках, опухшая скула и разбитые нос и губы. Правая рука свисала плетью. Неловко скособочившись он стоял на коленях, тараща залитые кровью глаза и протягивая здоровую руку куда-то в сторону, а прямо за ним находился один из бандюков. Седой как лунь, но при этом крепкий, с щетиной на лице. Он, улыбаясь что-то говорил, при этом удерживая Александра сгибом одной руки за шею. В другой руке у него был пистолет очень похожий на оружие лейтенанта, видимо это и есть командирский «Аспид», про который лейтенант упоминал. Глаза капитана с лопнувшими капиллярами казалось вот-вот вылезут из орбит. Холодея от нехорошего предчувствия, я отклонился и попытался рассмотреть куда так тянется капитан. Вполоборота ко мне стоял на одном колене второй сообщник. Лысый, худощавый и весь какой-то помятый, с жидкой козлиной бородкой. С кривой щербатой улыбкой на губах, он пытался обездвижить отчаянно сопротивляющуюся лежавшую на полу худенькую фигуру. В какой-то момент головной убор слетел с мотавшейся туда-сюда головы жертвы, и длинные рыжие кучеряшки словно искры, брызнули во все стороны. Дальнейшее мне запомнилось урывками. Вот всё вокруг подсвечено неоновым синим цветом. Вот передо мной распахнутая дверь. Вот из-за всех сил бью ногой по лысому черепу козлобородого, все также стоящего над кричащей девочкой на одном колене. В памяти четко зафиксировался его раззявленный рот, склоненная к плечу под немыслимым углом голова, обрывки кожи, мяса и осколки позвонков на месте разрыва шеи. Ногу простреливает такая боль, словно ее вырвали с корнем. Вот я выхватываю нож и бросаю его, перехватив его как копье в седого мужика, удерживающего Александра. Лицо седого только начало перекашивать в какую-то гримасу. А потом наступила темнота.

Временами свет снова появлялся, но неясный — словно далеко в конце пещеры. Я будто всплывал из каких-то глубин, иногда слышал бубнящие голоса, которые не давали мне спокойно уснуть. Кто-то меня дергал, куда-то тащил. Одну из моих ног судя по всему засунули в огонь, иначе не получалось объяснить тот жар, который в ней почувствовал. Потом еще в руку что-то несколько раз остро кольнуло. Достали уже! Мне просто надо отдохнуть! Хотелось наорать на них: «Да когда вы уже отстанете?!», но почему-то у меня не получилось. Да и хрен с ними! Потом им всё выскажу, а пока СПАТЬ!

Я не видел людей уже несколько лет.

Думал, после войны их нигде уже нет.

Но сегодняшним утром… Я нашёл след!

В мире мало воды, и её нельзя пить,

Заражённая плоть всюду брошена гнить.

Вам нужна катастрофа, чтоб оценить:

Что есть мусор, а где Свет Жизни!

Хотя меня и разбудили первые гитарные аккорды, глаза открывать не хотелось. Я просто слушал, находясь в какой-то полудреме. Несмотря на ноющую головную боль, необычная мелодия и манера исполнения полностью завладели моим вниманием.

Помню: огненный шторм! Непроглядная тьма!

Восемь месяцев ночь! И три года зима!

Это люди сошли из-за денег с ума!

Всё богатство людей — это грязь и гнильё!

Так пускай мертвецы охраняют своё!

Для меня же бесценно — встретить её,

Эту новую жизнь вне смерти!..[11]

Прозвенели последние аккорды. Интересная песня, и текст необычный. В попытке рассмотреть исполнителя я повернул голову в сторону звука, и попытался открыть глаза, но кроме неясных расплывчатых фигур ничего не увидел, и снова их закрыл. Зато меня похоже заметили.

— О! Кажись коматозник проснулся. — Произнес, судя по голосу, тот же кто пел песню. — Пойду докторшу позову. Слышь Канада, ты только не убегай никуда, присмотри за ним.

В ответ послышался глубокий вздох и неразборчивая речь. Кажется, это неизвестный «канадец» ругается. Еще раз попытался открыть глаза, но от яркого белого света началась резь в глазах. Мысли были ясными, но какими-то тягучими. Ладно пока так полежу, послушаю. Раздалось тихое шипение, а затем звук приблизившихся шагов. Что-то кольнуло меня в плечо, раздался писк.

— Хм, так не пойдёт, — произнес женский голос с незнакомым легким акцентом. — Что же вы так рано проснулись? Вам еще часов восемь отдыхать.

Это, наверное, и есть тот самый доктор. Что-то снова еще раз кольнуло меня в руку.

— А вы господа военные, пойте пожалуйста по тише. На вас уже из соседних палат жалуются.

— Да ладно этаж почти пустой! Надо же Канаду с нашей культурой познакомить?! Это же самого Пламенева песни! Его ж у нас некоторые пророком считают! А вообще я песню про вас хотел сочинить, Анна Сигизмундовна. Вот только рифму с вашей фамилией…