— Оставайтесь сидеть в кресле, князь. Мои люди не слышат разговор, но вас видят. Так что поберегите свою жизнь — иные поступки могут быть неправильно истолкованы нашими ретивыми слугами. Поймите, они дорожат службой в Лейб-Кампании.

«Ага, быстро соображаешь. Спесь я с тебя все-таки сбил. И хоть не до конца, но теперь без апломба со мной общаться будешь. А то привез мне два варианта — один мне категорически невыгоден, а второй выгоден вам, господа сенаторы. Типичная «разводка» клиента на несколько вариантов, из которых тот выбирает… наименее для него невыгодный, или наоборот — самый худший. «Лохотрон» называется! Знаем, проходили».

— Вот инструкция, можете прочитать, — Иван Антонович достал из шкафа изъятые у надзирателей бумаги, выбрал нужный листок. И дал его Вяземскому, который стал внимательно рассматривать текст. А сам уселся за стол, усмехнулся и снова стал говорить:

— Это подготовленное убийство, генерал-прокурор. Кто толкал подпоручика Василия Мировича на мое освобождение? В разговорах Григорий Орлов и гетман Разумовский прямо говорили, что нужно ухватить Фортуну за волосы. Екатерина Алексеевна присвоила ему следующий чин вне всякой очереди и без каких-либо заслуг, вот что странно. С чего бы это? Но что за странная блажь втемяшилась в голову императрице Екатерине Алексеевне — принять Мировича и поздравить его подпоручиком?!

— Государыня часто принимает офицеров и поздравляет их с чином, — осторожно произнес Вяземский, подбирая слова — теперь он не был столь уверенным как вначале визита:

— Просто Мирович из сосланных в Сибирь шляхтичей Малороссии, и ее императорскому величеству хотелось узнать о нем больше. Ведь имения ему Сенат не вернул, они конфискованы и отданы другим владельцам. Вот императрице Екатерине Алексеевне и захотелось встретиться с Мировичем и чином подпоручика сгладить допущенное Сенатом по отношению к нему жестокое, но справедливое решение…

— Полноте, князь. Вначале последовал чин, а Екатерина Алексеевна посмотрела на него и оценила — способен ли он на поступок — пожелать освободить меня из подземелья. Решение Сената последовало лишь через месяц — причем жестокое. Старое правило — нагреть и охладить, нагреть и охладить. Не только в любовных играх женщины его применяют, но и в политике — вот потому в ней ставки высоки.

— Но это, ваше величество, лишь мнение, пусть и царственное — мы не можем сказать, что думала императрица…

— Суди не по словам их, а по делам. А последние… Очень грустно. Но давайте я вам прочитаю одну записку — весьма примечательная вещь.

Иоанн Антонович развернул листок бумаги, усмехнулся, взглянув на несколько обеспокоенного генерал-прокурора, и начал читать. Стараясь, чтобы слова выглядели выразительно:

«Извольте еще немного потерпеть и будьте благонадежны, что ваша служба тем больше забыта не будет, а при том уверяю вас, что ваша комиссия для вас скоро окончится и вы без воздаяния не останетесь. Ваш всегда доброжелательный слуга Н. Панин».

Иван Антонович усмехнулся, глядя на удивленное лицо Вяземского, которое, впрочем, быстро стало невозмутимым. Положил листок на стол и достал другой:

— Очень познавательное чтение, князь. Обратите внимание на дату — как раз после разговора императрицы с Мировичем. С чего бы такое, может возникнуть закономерный вопрос?! Это так, к слову пришлось. Вот записка от графа Панина более примечательная — кроме денег, а он выплатил авансом моим надзирателям по тысяче рублей, там есть примечательный текст, прямо пророческий, — Никритин снова усмехнулся, посмотрев на лицо Вяземского — невозмутимое, но напряженное:

«Оное ваше разрешение не далее как до первых летних месяцев продлиться может».

Иван Антонович аккуратно подвинул листки к Вяземскому, отметив, что выражение на лице того буквально окаменело, превратившись в гипсовую маску. А потому произнес со смешком:

— Странное дело — формальный глава Тайной экспедиции граф Никита Иванович Панин заискивает перед своими подчиненными, умоляет их и просит. О чем такие мольбы? Фигура столь высокого ранга опускается до подобного обращения только в одном случае — когда нужно до крайней необходимости сделать их руками очень грязное дело. Такое, как убить свергнутого с престола императора.

Меня то есть!

У князя Федора Барятинского было долгов на пятьдесят тысяч — и он пошел освобождать трон для Екатерины Алексеевне — сидеть на оном одному удобнее, чем двум. А двум моим надзирателям, считая их полными недотепами, посулили майорские чины и по семь тысяч рублей каждому. Вот только «кукловоды» просчитались…

Шлиссельбург

Генерал-прокурор Сената

Князь Александр Вяземский