Обхожу Диму и, обернувшись, грустно улыбаюсь.

— Жаль, вы не перестреляли там друг друга.

— Иванка?!

Дима злится, его лицо словно восковая маска. Он не дает мне войти в кабинет и закрыть дверь, хватает за локоть и наклоняется к уху, дернув на себя.

— Зачем ты все испортила, Иванка?

Я испортила! Нет, ну вы это слышали?! У него не все дома на тему взаимоотношений с отцом, а виновата я.

Меня снова тошнит. А еще кружится голова. Надо скорее съесть Катькины бутерброды, иначе просто грохнусь в обморок. Умная девочка смогла бы доказать, но я глупая, раз оказалась в безвыходном положении. Он все еще держит мою руку и смотрит темными глазами, скользя по лицу цепким взглядом. Его грубое прикосновение обжигает. Он слишком сильно сжимает кожу. Мне даже больно, это странным образом выводит из себя и будоражит одновременно. Не к месту вспоминается наша ночь, и хочется прижаться к нему, снова почувствовать аромат морской туалетной воды, мужской свежий запах кожи. И поцелуи… Такие требовательные и напористые.

Уверена — это гормоны, я слышала о таком. Женщинам в моем положении особенно сильно хочется близости. После встречи с Димой я безошибочно могу сказать, что любовь с первого взгляда существует. Бессмысленная, тупая, никому не нужная и совершенно бестолковая, но она есть. Иначе как объяснить, что после всего того, что он наговорил, сделал и подумал, я смотрю в его глаза и, затаив дыхание, чувствую — сердце скачет как безумное, словно мне вкололи ударную дозу адреналина.

Отодвигаюсь, выворачиваясь и вытягивая руку. Видеть его не могу — больно.

Если бы он обнял меня, поддержал, просто помог, уже было бы легче. Но он фактически предал меня, и плевать, сколько мы знакомы. Все, обратной дороги нет. Это так сильно ранит, что уже никогда не пройдет. Может быть, я слишком импульсивна и по молодости категорична, но сейчас мне нужна помощь. Моя жизнь за несколько недель превратилась в полную штампов драму из третьесортного романа в мягкой обложке, где сестру находят по родинке и все герои друг друга подслушивают. Кому расскажи — не поверят.

— Это твой ребенок, Дима, — повторяю я в последний раз.

— Я не вчера родился, Иванка! — повышает он голос, крича мне в спину.

Захлопываю дверь перед его носом. Нет сил. Не могу, не хочу, хватит с меня.

Войдя в помещение, сразу же попадаю в Машкины объятия.

— Я все слышала. — Кидается ко мне подруга, тут же обнимая и крепко-крепко прижимая к себе. — Он с утра приперся и ждал тебя. Я ему позвонить посоветовала, он сказал, что это не телефонный разговор.

— Он настолько травмирован отцом, что зациклен на этом, не может понять очевидного, — снова начинаю плакать.

— Он переживает, иначе не пришел бы.

— Мне сейчас поддержка нужна, Маш.

— Он сомневается, Иванка. Понимает, что ребенок может быть и его.

— И куда мне это приклеить? — злюсь. — Как мне это поможет?

— Не знаю, батя его хорошо впечатлил с тем, как уводил у него девок. Мозги закипели, вот и дурит. Это тут. — Она стучит себе по голове. — С этим так просто не справиться. Тебя вон тоже родители сколько лет прессовали.

— Я ему очень сочувствую, но не все люди сволочи и не все женщины гулящие и продажные.

— А по его опыту получилось, что все.

— Это очень грустно, Маш, но у меня нет сил уговаривать его. Неужели сложно понять, что мы оказались в этом офисе случайно, что переводчиком я стала тоже случайно и отца его на дух не переношу? Мне жить негде, что-то с учебой надо решать, полноценно питаться, на обследования бегать, витамины покупать. А денег на все это нет.

— Понимаю, — соглашается Машка, поглаживая мою спину. — Вы просто почти незнакомы. Вас потянуло друг к другу, страсть вспыхнула. Эх, если бы все постепенно. А тут беременность и полный кабздец с родителями. Все запуталось. Может, знай он тебя лучше, не стал бы такое думать.

— Ладно, — вздыхаю, — я поем и буду работать. — Быстро вытираю глаза и нос. — Надо свыкнуться с мыслью, что у меня есть только я.

— Эй, а как же я, Катька и Генка?

Горько смеюсь и, кивнув, расстегиваю рюкзак, достаю маленький пакетик, где в пластиковом контейнере лежат бутерброды.

— Кстати, я тут посчитала, — размышляет вслух Машка. — Если я ничего не путаю по твоим срокам, ты вполне можешь обойтись без академки. Ребенок родится весной. Летом мы его подрастим и осенью отправимся на учебу. Сессию придется сдать досрочно и финалить учебу с огромным пузом, но… Но все может получиться.

— Господи, как я с этим справлюсь? — Тяжело вздохнув, откусываю большой кусок бутерброда и, задумавшись о словах подруги, медленно жую.

— Моя мама тоже родила меня в универе. Это, конечно, не бог весть что, но лучше, чем ничего.

— А что потом, когда надо будет кормить его грудью и не спать ночами?

— Мы подумаем об этом потом, — смеется Машка, подмигивая мне, — главное — родить.

— Да, главное — родить, — повторяю я за ней, продолжая жевать бутерброд.

— У нас нет бабушек, дедушек и дома, отец малыша практически слился, но у нас все еще есть мы. Иванка, помнишь уроки истории про вторую мировую? Жить было страшно, война с каждым днем охватывала все большие территории, но, несмотря на это, женщины продолжали рожать.