Эти слова разом выдернули Игоря из состояния блаженной истомы, и он поднял голову. Он предполагал мотив мести. Но чтобы жених… Скажи спасибо, Игорь Витальевич, что все-таки не муж! Мало ли, что кольца на пальце в тот вечер не было…

— И где теперь твой жених? — собственный голос звучал теперь напряженно.

Рита повернула голову и посмотрела ему в глаза. Рука на его шее замерла.

— Нет у меня жениха.

Он с дурацким облегчением выдохнул и снова прижался лбом к ее виску. И с наслаждением ощутил, как снова задвигалась в гипнотическом ритме ее рука.

— А для тебя так важно, что я твоя пациентка?

Удивительная девушка Рита. Говорить хочет. Игорь с изумлением понял, что ему это скорее импонирует, чем раздражает. Игорь всегда был за разговор. Если он по существу. А не бессмысленные истерики или сопливые сюси-пуси. Рита говорила очень конкретно. При этом не переставая гладить его по шее и затылку. И еще — своей другой рукой по той его руке, что гладила ее по плечу. Изумительный контраст, но и он Игорю нравился. Контраст этих взаимных нежных прикосновений — и разговора на вполне себе серьезную тему.

— Знаешь… да, — со вздохом согласился Игорь, заставляя себя открыть глаза. — Я очень серьезно отношусь к своей работе. И ты — единственная, для кого я сделал исключение.

— Ты тоже для меня в этом смысле… единственный. А вообще — второй.

Так. Эту череду откровений пора прекращать. А то есть ощущение, что это их может куда-то слишком далеко завести. А у Игоря и так голова не на месте. Главное: про отсутствие жениха — Игорь узнал. К остальному, наверное, пока не готов.

— Слушай, у меня есть предложение, подкупающее своей оригинальностью и новизной, — несмотря на все благие намерения, перестать ее гладить никак не получается, ладонь как прилипла к ее плечу. И ее руки, похоже, тоже к нему прилипли. — Давай все-таки попьем чаю. С — черт с ними, с правилами здорового питания — козинаками. Хочу сладкого и орехов!

— Давай, — негромко согласилась Рита. Рука ее снова замерла, а смотрела девушка ровно в потолок. — А после чая ты, как джентльмен, проводишь меня до машины.

— А после чая я, как джентльмен, трахну тебя в коленно-локтевой.

Рука ее дрогнула. И снова скользнула умопомрачительной лаской по шее.

— Или в коленно-кистевой.

— Или в ней, — согласился Игорь.

Пробуждение было нервным. Потому что нервничать Рита начала, как только открыла глаза. Открыла глаза и обнаружила, что не дома.

Она у Игоря.

Разумеется, тут же подскочила. Тут же лихорадочно стала соображать, где телефон — чтобы посмотреть время. Пока озиралась и соображала, обнаружила часы на стене. Десять с четвертью.

Твою же налево!

И не в том дело, что опоздала. У Риты сегодня выходной. А в том… В том… А где Игорь?!

Рита наклонилась, нашаривая одежду, второпях оделась. Но, застегивая пуговицы на рубашке, уже понимала — его в квартире нет. Слишком тихо в этой небольшой однокомнатной квартире, переделанной в двухкомнатную — у Риты было сделано точно так же, за счет избавления от кухни.

Но она все же пошла проверять.

Никого. На столе в гостиной-кухне белел квадрат бумаги. Записка. Как мило, Игорь ей записку оставил. Прежде чем взять записку, Рита почему-то пригладила волосы и вытерла ладони о джинсы. И только потом развернула.

«Каша на плите, творог и йогурт в холодильнике. Сыр и масло там же, хлеб в шкафу над плитой.

P.S. Это запасной комплект.

P.P.S. А это мой номер телефона».

То, о чем было написано в первом постскриптуме, лежало на столе, под запиской. Ключи. Два на общем кольце.

Он оставил ей ключи. Ушел на работу, оставив завтрак, записку, номер телефона и ключи от своего дома.

Словно разом утратив силы, Рита осела на табурет. В окно светило тусклое зимнее солнце и под его неяркими лучами на Риту полились воспоминания о вчерашнем вечере.

Все вспомнила, все.

Свое собственное безрассудное решение приехать к нему, колотящееся сердце и нелепый внутренний уговор про пять минут. И его косую пресса над резинкой серых трикотажных штанов, и неловкий ужин, и собственное отчаяние.

И поцелуй. И все, что было после.

Такое… слова не подобрать… но щеки стали горячими. И заколотилось сердце. И сладко заныло в животе только от одних воспоминаний.

Как он умеет, оказывается. Роман никогда такого с ней не делал. Он обронил однажды, презрительно скривив рот, что он, дескать, не «пи***лиз». Грубость слова Риту покоробила, но по существу дела она возражений не имела. Она и сама была морально не готова к тому, чтобы пустить кого-то шариться туда. В святая святых, можно сказать, женского тела.