На Кристиан-Ретцель-аллее, 18, Ретцели, подобно Круппам в Эссене, избрали для фамильной резиденции холм и поселились в двенадцатикомнатной вилле с парком, бассейном и теннисным кортом. Когда создатель брейелевского «экономического чуда» скончался, он оставил после себя два ультрасовременных сталелитейных и сталепрокатных завода, 20 миллионов марок наличными и банкирский дом, приносящий ежегодно еще 2 миллиона марок прибыли. Три восьмых всего состояния он завещал любимому сыну Кристиану с единственной оговоркой, что тот вступит во владение имуществом по достижении 25 лет.

Сейчас на этой самой вилле у подножия широкой лестницы, ведущей с верхних этажей к террасе и дальше в превосходный парк, лежит бездыханное тело женщины в одной ночной сорочке. Это служанка Ретцелей, сорокалетняя Тереза Гервин, ласкательно именуемая Резель, Резли…

На верхнем этаже три окна освещены, среднее из них открыто, и магнитофон или проигрыватель доносит в парк танцевальную музыку. Парк тонет во мгле. Под пышно цветущим рододендроновым кустом стоит женщина в пеньюаре и небрежно накинутом поверх него норковом палантине. Волосы ее накручены на бигуди, на босых ногах - грубые садовые сапоги. Это 64-летняя Гертруда Ретцель, «госпожа с виллы Ретцель», как ее называют в Брейеле, владелица двух сталелитейных заводов, на которых трудится большинство населения городка, попечительница состояния примерно в 50 миллионов марок, почетный консул Никарагуа. Словно окаменев, она долго не отводит испуганных глаз от распростертого на террасе тела, затем окидывает взглядом парк.

В тот самый миг, когда она отваживается наконец шагнуть вперед, к ней неожиданно устремляется из темноты узкий луч карманного фонарика. Лужайку почти бегом пересекает тоже наспех одетый мужчина. Это 65-летний Йозеф Рингендаль, живущий на соседнем участке директор заводов. Много лет он был доверенным лицом шефа, при котором занимал должность коммерческого директора. После смерти Ретцеля к нему перешли руководство предприятиями, а также все общественные и политические функции покойного.

Человек, в противоположность старому Ретцелю, богобоязненный (по его собственному заверению), Рингендаль начал свою деятельность с того, что от имени фирмы преподнес заново отстроенной католической церкви дорогостоящий главный алтарь. Этим он сберег ретцелев-ским заводам несколько сот тысяч в виде скидки на подоходный налог и попутно обеспечил семье церковное благословение.

Сейчас директор Рингендаль с непокрытой головой и в темно-красном шлафроке, из-под которого виднеются пижамные штаны, дрожащими руками сжимает фонарик и с усилием произносит:

–  Господь всемогущий! Как это могло случиться? У нее ужасный вид. Она еще жива?

Однако Гертруда Ретцель не пускается в объяснения. Хриплым голосом она велит:

–  Пойдем, помоги мне, ее надо отнести к ней в комнату.

Рингендаль в испуге роняет фонарик.

–  Нам двоим это не под силу, Гертруда.
– Он растерянно смотрит наверх.
– Неужели там никого больше нет? Кристиан?…

Фрау консул нетерпеливо отвечает:

–  В доме нет никого. Придется нам самим с этим справиться.

Рингендаль качает головой.

–  А Кристиан за врачом поехал? Мы проснулись и услышали шум машины.

–  Это с улицы, - сердито возражает Гертруда.
– Кристиан еще вообще не возвращался. Он наверняка в городе, у этой вертихвостки.

Рингендаль успел уже несколько прийти в себя. Собравшись с мыслями, он решительно говорит:

–  При таком ее состоянии нам самим не годится двигать и переносить ее, Гертруда. Мы должны вызвать врача.

–  Ни в коем случае, - резко обрывает его фрау консул.
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что здесь произошло. Неужели тебе не понятно?
– Она готова уже двинуться к террасе, но Рингендаль удерживает ее за руку.

–  Нет, Гертруда. Если она умрет при переноске, скрыть это не удастся. Я позвоню доктору Вильбрандту. Без него мы ничего не можем предпринять.

С соседнего участка доносится женский голос:

–  Боже мой, Йозеф, что там такое? Мне идти?…

–  Нет, нет, не нужно. Позвони лучше доктору Вильбрандту, и пусть он приедет немедленно, скажи, дело срочное.

Рингендалю уже понятно: то, что случилось здесь, - нельзя предавать огласке.

–  Пойдем-ка к нам, Гертруда, - говорит он.
– Мы должны решить, как действовать, чтобы никто ничего не узнал.

По скользкой от росы траве он ведет Гертруду Ретцель через парк.

–  В данный момент мы ничем не можем помочь Рези. Врач будет через несколько минут. А до этого ты должна рассказать мне, что произошло. И прежде всего, имеет ли к этому отношение Кристиан?

Совсем еще недавно столь уверенная в себе, властная женщина, привыкшая к почтительному повиновению, вдруг становится слабой и беспомощной, не может сдержать слез.

–  Гертруда, ты должна сказать мне правду, - продолжает настаивать Рингендаль.
– Действительно Кристиан этой ночью отсутствовал или он удрал после того, что сотворил с Рези? Скажи мне, Гертруда. Это важно. Это важно для всех нас.

Фрау консул уклоняется от прямого ответа.

–  Постарайся, чтобы девушка не умерла, - чуть слышно говорит она.
– Это сейчас самое важное для всех нас, Йозеф.

Мчащийся, как самоубийца, Кристиан Ретцель добирается до Мёнхенгладбаха. Вначале, гонимый страхом, он и впрямь готов был играть со смертью, однако вскоре к нему вернулось прежнее циничное хладнокровие.