— Лишенный души? — переспросила Василиса, почувствовав, что за этой фразой скрывается не просто метафора.

— О! — Марья сверкнула глазами. — Так он тебе не рассказал? Это ведь тоже говорит само за себя, разве нет? Но не переживай, в таком случае я сама открою тебе правду, не могу же я позволить тебе умереть, не узнав, кого ты звала мужем столько лет подряд?

Она заходила по тесной комнате, и в ее движениях было что-то лихорадочное, судорожное.

— В бессмертии нет ничего сложного, — вещала Марья. — Это очень легкая загадка. Все дело в душе. Она устает. Тоскует. Страдает. Мучается совестью. Болит. И в конце конце концов, она не выдерживает. Рано или поздно ей начинает хотеться покинуть бренную плоть. Разорвать узы, привязывающие ее к этой жизни, наполненной страданиями и сомнениями. Она стремится к покою. Чем больше силы, тем дольше можно сдерживать этот порыв, поддерживая свое тело и то, что связывает его с душой, но, увы, не бесконечно. Не бесконечно… — повторила она и замерла, глядя на цветок.

Потом опомнилась, повернулась к Василисе и уставилась на нее не мигая.

— А если душа один раз покинет тело, то вернуть ее уже нельзя, и тело умрет, — едва ли не с испугом пояснила она. И тут же снова заметалась по каморке. — Какой напрашивается вывод? Правильно! Извлеки душу — получишь бессмертие!

Она бросилась к Василисе, опустилась рядом с ней на колени, и та вжалась спиной в спинку стула, пытаясь отодвинуться.

— Что же ты молчишь? — спросила Марья, пытливо вглядываясь в ее лицо. — Ну же, неужели совсем нечего сказать? Что с тобой, Василиса, ты побледнела? Каково узнать, что живешь с живым трупом?! Я говорила ему, что ты никогда не примешь его. В отличие от меня. Впрочем, я не закончила.

И она поднялась и снова отошла на границу светлого круга, погладила длинными изящными пальцами цветок.

— Остается главный вопрос, — едва слышно прошептала она. — Как извлечь душу, не убив тело, и как не отпустить ее в эфир. Я ломала над этим голову, пока не поняла: такая задачка не под силу ни одному магу. Это может сделать только бог. Я проводила ритуалы. Я пыталась призвать его. Но он не откликнулся. Но Кощей ведь смог… Возможно, будь у меня больше времени, я бы смогла найти ответ самостоятельно, но мое время подходит к концу. Поэтому, мне нужен ответ здесь и сейчас.

— Кощей никогда не даст его тебе, — прошептала Василиса.

Она пыталась осознать услышанное. Ей не хотелось верить. Но она уже знала, что Марья сказала правду.

— Еще как даст, — спокойно ответила Марья, поворачиваясь к ней. — Иначе я убью тебя. Впрочем, я все равно убью тебя. Ты мешаешь ему вернуться, быть таким, каков он есть на самом деле. Я не знаю, как ты это делаешь, да мне это и не интересно. Но как только тебя не станет, я снова займу причитающееся мне место.

— Его жены? Или царицы Нави?

— И то, и другое, — торжественно провозгласила Марья.

Василиса усмехнулась. Потом засмеялась. Сначала тихо, потом в голос.

Лицо Марьи скривилось.

— Что смешного? — гаркнула она.

— Твое самомнение, — ответила Василиса. — Меня веселит его размер. Ты правда думаешь, что это место все еще твое? Это ведь ты пыталась перейти Смородину. Хотела доказать Кощею или себе, что Навь все еще считает тебя Царицей. Ну что ж, Навь явно дала тебе понять, что это не так. Что же касается того, что когда-то Кощей звал тебя женой… Он давно забыл про тебя. Не упоминал ни разу, если честно. И поверь, твой портрет не висит в его спальне. Уж я-то точно знаю. И вряд ли он захочет его туда повесить.

Марья сжала пальцы. Василиса почувствовала, как дернулась цепочка, сужая круг вокруг ее шеи. Нужно было сбавить обороты, так Марья убьет ее до того, как придет Кощей. Но Моревна вдруг расслабилась.

— Это мы еще посмотрим, — улыбнулась она, и эта перемена испугала Василису сильнее, чем все, что было до этого. — О, как забавно блестят твои глаза. Ты все еще злишься на меня за мою шутку? Разве яблочко было невкусным? Светлые, вы так лицемерны. Впрочем…

Она вдруг резко подошла к Василисе, наклонилась ближе и всмотрелась куда-то между ребер, туда, где по поверьям живет душа. Василиса снова подалась назад, ей было гадко находится так близко к Марье и ей не нравился ее взгляд, но та вцепилась острыми ногтями ей в плечи, удерживая.

Василиса знала, на что она смотрит. Многие маги при должной концентрации умели видеть ауры. Кое-кто неплохо их трактовал. Единицы умели смотреть глубже — в душу. Считалось, что для того, чтобы открыть в себе истинное зрение, нужны недюжие силы и десятилетия тренировок. Единицы рождались с этим даром. Одним из таких исключений была Божена, видевшая людей насквозь и потому предпочитавшая больше смотреть под ноги или в небо, нежели вокруг.

— О, какая красота! — с восхищением прошептала Марья, и глаза ее расширились, словно она увидела что-то невыразимо прекрасное. — Какое изумительное черное семя. Мне даже лестно, что оно появилось благодаря мне. Как жаль, что я убью тебя раньше, чем оно успеет прорасти и раскрыться цветком. Он был бы великолепен…

— Отойди… — выдохнула Василиса, но ногти Марьи лишь сильнее впились ей в плечи.

— Ты не в том положении, чтобы мне указывать, — улыбнулась она.

— Кощей убьет тебя.

— Это вряд ли.

— Ты безумна.

— Это бичь всех, кто живет слишком долго, — с какой-то тоской произнесла Марья. — Что-то наш благоверный задерживается, не находишь?

И в этот момент над потолком послышался шум, словно кто-то большой приземлился сверху. Марья отпрянула, восторженно улыбнулась и кинулась куда-то во мрак комнаты, по звуку Василиса поняла, что она распахнула дверь, вдруг повеяло ветром, и только сейчас она осознала, каким же спертым был воздух вокруг и как тяжело им было дышать. «Землянка», — поняла она. Марья пряталась в землянке в лесу и наверняка опоясала ее рунами, поэтому они не могли найти ее. Поэтому ее магия не работала.