— Что за группа на плакате? — спрашивает он.

— Ты их не знаешь, — бурчит Яра. — Это авангардный метал, тебе не понравится.

— А вдруг?

Яра испытующе смотрит на него какое-то время, пытаясь понять: он издевается или серьезно? Это такая подготовка перед казнью или ее неожиданно помиловали? А потом плюет на все, находит на сотовом нужную песню и протягивает ему наушник.

— Возможно, что-то в этом есть… — тянет Григорий, но потом его лицо приобретает чудесное потрясенное выражение. — А, нет, кого я обманываю… Какой кошмар…

Яра дергает проводок на себя, и наушник вылетает из его уха. Она останавливает песню. И отворачивается к стенке, подтягивает колени к груди, зарывается носом в шерстяной плед и глубоко вдыхает знакомый запах. Пахнет детством. Хороший запах. Прячет в себе. Успокаивает.

— Прости, Яр, — уверенно говорит Грач. — Я был не прав.

Глаза распахиваются сами собой. Серьезно? Да нет, не может быть…

— А знаешь, Юля сказала, что от кого-кого, но от меня она такого не ожидала. И что-то там про тихий омут с особо жирными чертями. Но если честно, услышать такое про себя было даже приятно, — и он смеется.

Смеется, черт побери! Боги, что она должна сделать, чтобы он на нее все-таки наорал?! А ведь однажды она сделает, она в этом не сомневается… И от этого еще страшнее.

Яра снова разворачивается к нему лицом.

— Это ты прости, — шепчет она, не глядя на него. — Я не должна была всего этого говорить… Я просто… Ну, не знаю… Ждала, что ты меня как-то по-иному представишь. Чтобы стало понятно, что я не просто Яра. В общем, глупость сделала.

— Бывает, — кивает Григорий. — Только больше так не делай, а то мало ли с кем я разговариваю. Но мы оба хороши. Я чего-то смутился, когда надо было сказать…

И Яра не сдерживается и тянется обниматься. И как же приятно это делать, особенно когда он обнимает в ответ.

— Ты как так быстро меня нашел? — спрашивает она.

— Я хотел тебя у Сокола перехватить, но не успел. Пришлось брать след.

— Чего? — обалдевает Яра.

Григорий смеется.

— Я безопасник, — отвечает он. — У меня свои фокусы. А мы нехорошо расстались, неправильно. Не стоит расходиться, поругавшись и не помирившись.

Но Яра пропускает это мимо ушей, потому что…

— Да ты сбежал ради меня с работы! — с восторгом понимает она.

— Угу, — улыбается Грач. — Все, мне светят выговор с занесением в личное дело и последующее увольнение. Так и знал, что ты не доведешь меня до добра.

Яра несильно бьет его кулаком по груди. Сильно чревато ушибом кисти. Проходили уже. Григорий снова смеется. Что-то уж очень у него хорошее настроение сегодня.

— Ты так рад встречи с этой Юлей? — ревниво интересуется Яра.

— Да нет, — усмехается он, — просто все вспоминаю взгляд, которым она одарила меня, когда ты ушла. Я на курсе самый тихий был. Много учился и почти не развлекался. Мне после смерти отца еще долго не хотелось развлекаться. И все быстро уверились, что я ботаник и ни на какую дерзкую выходку не способен. Хотя, честно говоря, в какой-то момент я и сам в это поверил. А потом в мою жизнь ворвалась ты.

— Значит, так меня в следующий раз и представляй, — предлагает Яра. — «Ярослава — моя самая дерзкая выходка». Меня устроит.

— Яра…

Грач гладит ее по голове, а Яра вдруг понимает, что в квартире слишком тихо.

— А где мама? — недоуменно спрашивает она.

— Ушла за хлебом, обещала вернуться через пару часов, — снова смеется Григорий. — Дорога до булочной нынче далека и терниста, в мое время такого не было.

Орать «мама!» сейчас некому, и Яра просто возмущенно краснеет. А потом понимает одну вещь, которой до этого как-то не придавала значения. Вот сейчас Гриша в ее комнате. Сидит на ее кровати. И это странно. Словно он ворвался туда, где ему нет места. Это как если бы его детская все еще была где-то, и она пришла бы туда и стала осматриваться, перебирать вещи. Это как-то чересчур лично. И в то же время, она готова его сюда впустить.

Но зря мама ушла, заниматься здесь сексом все равно, что осквернять святое место. Она бы не смогла. А он и подавно. А вот просто полежать рядышком… Что-то в этом есть.

И она протягивает ему телефон.

— А включи что-нибудь, что ты в моем возрасте слушал, — просит она.

Грач долго роется в поисковике, потом уверенно делает выбор и протягивает ей наушник. Яра тянет его за руку, укладывает рядом.

«Песен еще ненаписанных сколько?

Скажи, кукушка, пропой.

В городе мне жить или на выселках,

Камнем лежать или гореть звездой? Звездой.» *

Они лежат, прижавшись друг к другу, потому что кровать узкая, а Грач большой, и смотрят в потолок, и слушают молча, и Яре кажется, они стали ближе друг к другу еще на шаг, а значит, обязательно со всем справятся.

Ведь не может быть иначе... Правда?

_________________________________

* В. Цой "Кукушка"